Ник Перумов - Алиедора

Вот и первые дома — здесь погулял огонь, слизнувший тесовую крышу, обглодавший верхние венцы и стропила, но оставивший в неприкосновенности стены. Странно — если бы был пожар, не осталось бы вообще ничего. Тут словно ударило магическое пламя; а вот здесь и вовсе никакого огня не было — стены подгрызены, словно множеством острых зубов. Стой, стой — а этот знакомый кислый запах откуда?

Алиедора даже забыла о голоде.

Здесь погуляла Гниль. Снег прикрыл побоище, теперь уже не скажешь, сколько страшных пузырей лопнуло на деревенских улицах, сколько многоногих гадов выплеснулось на поверхность; люди не сдались без боя, приняли участие и маги, но верх всё равно остался за тварями.

Сила всё ломит.

Алиедора заставила себя заглянуть в один дом, другой, третий…

Нет, тут уже побывали до неё. Страх перед Гнилью оказался слабее голода. Ненужные мёртвым припасы вывезены, скотина, если какая чудом и уцелела после прорыва, — угнана.

Доньятой овладело холодное, сонливое безразличие. Можно было отыскать относительно целый дом, развести огонь, согреться — но Алиедора сидела на пронзающем ветру под укоризненным взглядом гайто и ничего не делала.

Зачем, для чего, почему? Откуда ей взять вожделенную силу, простой девчонке, никогда не обучавшейся всерьёз искусству боя? Она, конечно, росла сорванцом, умела сбить влёт птицу из небольшого лука, играла в «ножички» с братьями, но разве это может считаться? Так не лучше ли устроиться в пустой избе, дав холоду спокойно и бесстрастно забрать её туда, где не достанет никакой Байгли или даже сам сенор Деррано?

Тревожно заржал её скакун, негодующе замотал головой, уставившись ей прямо в лицо.

— Ты прав, — прошептала Алиедора. — Прав, как всегда, мой хороший… нет, не дождутся! На брюхе, хоть как, но доползу!

Насколько она могла вспомнить уроки земленачертания, замок дона Арриато стоял всего в полудне пути от доарнской границы, но где же в таком случае порубежные дозоры армии короля Семмера? Доарн тайно или же открыто помогает Меодору, там нашли приют королева и двор, не может хозяин Долье так беспечно оставить границу вообще без присмотра!

Впрочем, если его величество поразил паралич мысли, что ж, Алиедора не против. Должно же ей хоть раз повезти!

Она вернулась на тракт. Собственно, никакого «тракта» тут и в помине не было, снег всё замёл, расчищать было некому, но дорога угадывалась, и гайто по ней шагал веселее.

…Вечером доньята достигла вожделенной черты. Большая, из камня сложенная пирамида, украшенная саблезубом Меодора — дольинцы то ли не добрались досюда, то ли сочли ниже своего достоинства сбивать бронзовый герб покорённой страны. По другую сторону — Доарн, Доарн, люди, еда, тепло и спасение!

— Дошла! — У Алиедоры если что и оставалось, так это слёзы. Она дала им волю, хорошо ещё, что не упала наземь. Просто рубеж Доарна ничего не значил — требовалось отыскать прибежище.

Но… прочные, сложенные из толстых брёвен таможенные срубы оказались пусты — и не только со стороны растерзанного Меодора. Над доарнским укреплением не развевалось и флага, пост оказался покинут.

— Что… что такое? — только и смогла пролепетать Алиедора.

И здесь?! Но дольинцы сюда не заходили, это точно! Или… все испугались Гнили?!

Так или иначе, но в брошенной постройке доньяте посчастливилось отыскать забытый кем-то мешок сухарей. Подвешенный на потолочной балке, он сиротливо висел, непонятно как оставленный, ибо болтался он на самом виду. Не добрались до него и грызуны, добыча упала в трясущиеся Алиедорины руки — ей едва хватило сил не перерезать даже, тупо перетереть ножом верёвку.

Какой же это был пир! Промёрзшие сухари, размоченные в кипятке, — эдакой трапезе позавидовали бы сами Семь Зверей.

От сытости навалилась сонливость, но уже совсем иная, отнюдь не желание вечного покоя. Алиедора натаскала сена поближе к печке, задала корм жеребцу и рухнула, мгновенно провалившись в чёрный, без сновидений, сон, почти неотличимый от смерти.

— Гляди-кось, девка!

Жёсткая рука рывком приподняла Алиедору, грубо вырвав из сладкого сна. Заполошно и запоздало заржал гайто — словно виня себя, что тоже заснул, не учуял, не предупредил…

Доньята заверещала, словно придавленный ушан, извернулась, попыталась укусить — напрасно, прижавшая её рука знала, как обращаться с кусающимися девчонками.

— Девка? Где девка? — заголосили с разных сторон. Грубые и жёсткие голоса, под стать твёрдой, как сталь, руке, схватившей Алиедору.

Дом заполнился народом — в нагольных полушубках, кое-кто — в надетых поверх них длинных кольчугах. Разномастно вооружённые, чернобородые, пахнущие долгим походом мужчины; гербов и значков не видно, и это значит…

— Наёмники! — вырвался у доньяты сдавленный писк.

Шлепок и хохот.

— Фу, какое непристойное слово! — глумливо проговорил кто-то за спиной Алиедоры. — Хорошие девочки такого и знать не должны! Мы не какие-то грязные наймиты, мы — благородные кондотьеры Доарна, идущие на помощь братьям нашим и сёстрам в Меодоре, стенающим под игом беспощадного и кровавого тирана Семмера, да почернеет и отсохнет его мужское достоинство!

Снова хохот.

— Ну ты и завернул, Перепёлка! Никакой фра с тобой не сравнится! — прогудел бас.

— А я и есть фра, — задорно откликнулся невидимый Перепёлка. — Токмо бывший. Не стерпел его преосвященство моих вольностей, расстриг…

— Знаем, знаем, Перепёлка, — недовольно бросил третий наемник — как раз тот, что держал Алиедору. — Ты нам это уже сто раз рассказывал. Ты откуда здесь взялось, чудо невиданное?

— О-отпусти-ии… — пискнула полупридавленная доньята.

— А кусаться больше не будешь, вайкса дикая? — усмехнулся доарнец.

— Н-не буду…

Жёсткая ладонь разжалась. Скорчившись, Алиедора как бы случайно запустила пальцы за голенище — благо, спала не разуваясь, — нож был на месте.

Уже лучше.

— Тогда садись да рассказывай, — потребовал кондотьер. — Кто такая, откуда, что тут делаешь? Дозорные мне докладывали — мол, ни одной живой души, ни дольинцев, ни меодорцев, словно Белый мор прошёлся.

— Скорее уж Гниль поработала, Беарне, — негромко произнёс новый голос.

Обступленная со всех сторон наёмниками, Алиедора невольно обернулась к говорившему. Обвешанные железом, все средних лет, здоровенные и ражие доарнцы как-то очень быстро и поспешно расступились, пропуская человека в плотном плаще до пят, с длинным посохом, словно у мага из детской сказки. Верх лица скрывал тяжёлый капюшон. Он казался молодым, во всяком случае, если судить по гладкому, лишённому растительности подбородку, но шагал тяжело, слегка приволакивая правую ногу.