Ник Перумов - Алиедора

— Метхли, — кондотьер по имени Беарне поднялся, словно перед командиром.

— Гниль, Гниль, — Метхли повёл головой, словно оглядывая всех из-под низкого края капюшона. Наёмники жмурились и отводили глаза. — Тут поработала Гниль. Чудовищный прорыв, давно такого не видывал. Ничего живого.

— Не совсем, — ухмыльнулся Беарне. — Вот, Метхли, гляди, кого я тут словил!

Скрытое тяжёлой тканью лицо обернулось к Алиедоре — безо всякого интереса, совершенно равнодушно.

— Ну, значит, вы сегодня хорошо повеселитесь, господа благородные кондотьеры, — бросил человек в капюшоне.

— Бает, что из Меодора…

— Ясное дело, Беарне, откуда ж ей ещё взяться? Мы шли по целине. Сними допрос, а потом делай с девкой что хочешь. Только чтобы она не слишком вопила. У меня очень чувствительный слух.

Метхли повернулся и, постукивая посохом, двинулся прочь. Наёмники растерянно глядели ему вслед.

Беарне взглянул на скорчившуюся, сжавшуюся в комочек Алиедору, и доньяте показалось, что в глубине жёстких глаз мелькнуло нечто вроде сочувствия. Кондотьер запустил всю пятерню в густую бороду, местами украшенную хлебными крошками, и скривился.

— Могучий маг Метхли, но иногда как завернёт… — пожаловался он, ни к кому в отдельности не обращаясь. — Не бойся, девка. Ничего мы с тобой не сделаем… против воли твоей. Чай, не звери. Не дольинцы.

Судя по недовольному ропоту за спиной Алиедоры, эту точку зрения разделяли далеко не все соратники Беарне.

— Вы же меня не тронете? — вырвалось жалобно-жалкое, и доньята тотчас изругала себя — она показывала слабость, а это только распалит доарнский сброд.

— Не тронем, не тронем, я же сказал, — нетерпеливо бросил кондотьер. — Говори давай толком, что да почему. Коль идёшь с меодорской стороны: что там с дольинцами? Где они, сколько их?..

Алиедора взялась отвечать, как могла подробно. Беарне слушал, кивал, временами переспрашивая; он уже не казался таким страшным, и Алиедора готова была простить ему всё, начиная с нечистой бороды и кончая запахом давно не мытого тела (тут она и сама хороша!).

Кто-то сунул ей кусок хлеба, потом на столе появилась глиняная миска с дымящимся варевом — наёмники не теряли времени даром.

— Значит, нет никого до самого Артола… — Кондотьер казался разочарованным. — Пусто, говоришь, и снегом занесено? И Артол вконец разорён, никогда такого не видывала? И народишко разбежался? Ничего себе. Так чего ж мы туда лезем-то?

Раздался одобрительный гул.

— Зима наступает, а впереди — пустыня снежная! — буркнул кто-то за спиной Алиедоры. — Дольинцы невесть где! Куда прёмся?!

Беарне досадливо тряхнул головой.

— Хорош языками чесать! Плату взяли? Взяли. Отработаем. Мы не наёмники, мы — кондотьеры, забыли?! Так, а ты чего уши развесила, Лайсе из замка Ликси? Дуй отсюдова! Мужчины говорить станут. Миску забирай и прочь, прочь поди. Потом решим, что с тобой делать…

Алиедора решила, что совет разумен. Лучше всего и впрямь убраться с глаз долой от полутора десятков разгорячённых, раздражённых перспективой марша через мёртвые снежные равнины наёмников, именующих себя красивым словом «кондотьеры».

Полдня она провела в разбитом людьми Беарне лагере. Пряталась от чужих жадных взглядов и, как могла, прятала своего скакуна, хотя такого красавца ж разве спрячешь?

Светило миновало зенит, быстро накатывали стремительные зимние сумерки. Укрывшись в почти целом доме на самой окраине села, Алиедора подбросила дров в весело потрескивающую печку и протянула руки к огню. Гайто она, не чинясь, завела внутрь, хотя и с немалым трудом. Но теперь жеребец весело хрумкал сеном и, явно приободрясь, временами косился на маленькую хозяйку.

— Всё будет хорошо, — сонно пробормотала Алиедора, отставляя вычищенную до блеска миску. — Всё будет хорошо…

Сон накатывал необоримой волной. Что там случится завтра, через день, спустя седмицу — неважно. Голодовка кончилась, по телу разлита блаженная сытость.

…И ведь попалась же именно так, тетеря! Проспала, и на этот раз не случилось рядом Беарне, для которого слова «кондотьерская честь» не пустой звук… Её схватили точно так же, сонную. Схватили, завернули руки и принялись деловито стаскивать одежду, зажав рот потной от вожделения, заскорузлой ладонью. Алиедора мычала и отчаянно брыкалась, но эти доарнцы тоже отлично знали, как следует управляться со строптивицами. Несколько мгновений спустя доньята уже лежала на полу со спущенными портами, открыв жадным взглядам всё самое сокровенное.

— А ну-ка, дева, счас мы тебя ущучим… — просипел один из наёмников — всего на доньяту навалилось аж шестеро.

Рот Алиедоры был заткнут какой-то тряпкой, руки жестоко скручены; она могла лишь судорожно дёргаться, словно выброшенная на берег рыба, перед тем как добытчик огреет её веслом.

«Ну, Гниль, милая моя, родная, где же ты? Пришла на помощь в «Побитой собаке», а теперь, видать, бросила?!»

Доньята изо всех сил завертелась, глаза раскрылись широко-широко, в полном отчаянии созерцая ухмыляющуюся бородатую рожу наёмника, успевшего скинуть штаны, и тут…

— Прекратить, — произнёс негромкий голос. Властно стукнул подбитый железом посох.

Насильники замерли. Самый ретивый, что со спущенными штанами, так и застыл, качая напряжённым мужским достоинством.

Маг по имени Метхли встал рядом со связанной Алиедорой, по-прежнему не снимая тяжёлого плаща и не откидывая капюшона.

— Прекратить.

— Ты, господин чародей, в наши простые дела не встревай, — просипел бесштанный кондотьер. — Девчонку затянули, то ж дело военное. Было так всегда и будет. Оставь нас, почтенный. Мы тебя слушаем, ну а теперь и ты к нам тоже снизойди.

— Глупцы, — не повышая голоса, сказал Метхли, слегка усмехнувшись. — Эта девчонка нам нужна целой и нетронутой. Девственной. Поищите себе других развлечений. Например, можете склонить к любовным утехам жеребца сей юной особы.

Кто-то из наёмников сделал короткое движение, не стерпев обиды; Метхли резко выпрямился, обеими руками отбросив на спину капюшон.

Алиедора завизжала, вернее, попыталась это проделать, несмотря на заткнутый рот.

Над переносицей чародея, прямо во лбу, красовался третий глаз. Багровый, словно налитый кровью, он беспрестанно, точно сам собой, ворочался в орбите, чёрный зрачок отвесно рассекал жёлтую, словно у хищных птиц, радужку.

Алиедора не выдержала — забилась, словно пойманная птица. Кричать не давал кляп во рту.

С таким она ещё не сталкивалась.

Наёмники, судя по всему, тоже нечасто видали своего отрядного чародея с открытым лбом. Враз притихнув, они по одному, бочком-бочком поспешили убраться восвояси.

— Не бойся. — Волшебник сел рядом, вытащил комок тряпья изо рта доньяты, с отвращением отбросил. — От меня тебе вреда не будет. Столь занимающие этих несчастных вопросы пола не волнуют владеющего истинным знанием.