Ник Перумов - Алиедора

— В-в-ва… — только и смогло пролепетать Алиедора, не в силах отвести взгляда от жуткого глаза посреди лба у чародея.

— Да, я знаю, — спокойно согласился тот, заметив, куда она смотрит. — На непосвящённых производит сильное впечатление. Но внешность обманчива. Кроме того, я не променяю это своё «уродство», — последнее слово он произнёс с заметным нажимом, — на самое распрекрасное, самое красивое лицо во всех Свободных королевствах. Не дёргайся, пожалуйста. Дай мне тебя развязать.

— С-спасибо…

— Дрожишь? Правильно делаешь, — заметил Метхли, бросая разрезанные верёвки на пол. — Непонятного и сильного стоит опасаться. Не давая, впрочем, страху окончательно тебя обездвижить. Поговорим, дева. Как ты думаешь, почему я тебя спас?

— Б-благородный господин… не мог видеть мучения невинной? — осторожно попробовала Алиедора, вскакивая и судорожно пытаясь одеться.

Метхли улыбнулся, не разжимая губ.

— Ерунда. Не существует «невинных». И мучения ведут лишь к просветлению. Поверь, я убедился на собственном опыте. Попробуй ещё раз.

Алиедоре очень хотелось спросить, до какого же предела заявленные «мучения» бывают благотворными, но, наткнувшись на взгляд вдруг уставившегося на неё третьего глаза, лишь тихонько пискнула.

— Попробуй ещё раз, — повторил чародей.

— Я… вам зачем-то нужна?

— Уже лучше, — одобрил Метхли. — Теперь вопрос посложнее. Для чего, как ты думаешь, ты мне можешь понадобиться? Постельные темы можешь даже не затрагивать.

«Он знает, — задрожав, вдруг поняла Алиедора. — Его глаз… что-то он во мне увидел. Что-то такое, что…»

— Я… отмечена? — осторожно проговорила она, ощущая каждый покинувший её губы звук, словно каплю яда.

— Умница, — вновь одобрительно кивнул волшебник. — Запрятано это в тебе глубоко, даже я не сразу в тебе это разглядел. — Он слегка коснулся лба над переносицей. — И потому ты не должна достаться этим бедным ребятам. — Он небрежно махнул рукой в сторону двери.

— А… а кому? — совершенно по-детски спросила Алиедора и тотчас залилась краской.

— Это служит предметом моего исследования, — невозмутимо ответствовал чародей. — Идём, дева, я должен провести кое-какие эксперименты. Да не дрожи так! Больно не будет. Мне всего-то и надо, что три капли твоей крови…

Жилище, где устроился маг, было обычным деревенским домом, по счастью неразграбленным. Верно, его обитатели успели выбежать, и потому многоножки Гнили не покусились на целостность стен. Возле по-простецки добела оттёртого стола небрежно была брошена пара седельных сум, и ещё одну небольшую суму Метхли извлёк из-под необъятного плаща. Появились странного и пугающего вида инструменты, блистающие ланцеты, крючки, какие-то щипцы с причудливо выгнутыми концами, винты с кольцами и так далее и тому подобное. По первому взгляду доньята уверенно сказала бы, что видит дорожный арсенал странствующего палача-дознавателя.

— Не бойся, — повторил Метхли, беря Алиедору за дрожащую ладошку.

Больно и впрямь не было. Почти. Три стремительных укола тонкой, с человеческий волос, но удивительно твёрдой иглой, три багряные капли, сорвавшиеся с подушечки пальца в три подставленные пробирки…

— Можешь посидеть тут спокойно, — предложил Метхли, не отрывая взгляда от скляниц, куда его ловкие руки уже добавляли то один, то другой эликсир.

Доньята осторожно опустилась на лавку. В печи жарко трещали поленья, холод совсем не чувствовался, хотя выстуженную избу надо топить самое меньшее день, чтобы изгнать просочившийся мороз.

Метхли стоял к Алиедоре спиной. Тихо позвякивало стекло, ползли странные, причудливые и порой отталкивающие запахи, со странной быстротою сменявшие друг друга — словно морские волны.

Наконец раздался негромкий хлопок, из-под рук чародея вырвался клуб плотного белого дыма. Метхли отшатнулся, что-то заскрипело, словно по доскам прошлись острыми железными крючьями. Маг что-то неразборчиво прошипел, бросил на Алиедору быстрый и недобрый взгляд через плечо — отчего доньяте вдруг очень захотелось выбежать на улицу, броситься к своему гайто, вскочить в седло — и скорее, скорее отсюда, куда угодно, только прочь от этого жуткого человека (полноте, да человека ли?!) с третьим глазом посреди лба…

Почему её ноги так и остались приросшими к полу?

Почему она осталась?

Почему ждала, глупо хлопая глазами, словно надеясь на невесть какое чудо?

Чародей наконец взглянул прямо на неё, и — о счастье! — страшный третий глаз оказался плотно зажмурен бугристыми толстыми веками, каких никогда не бывает и быть не может у обычного человека.

— Останешься со мной.

Он не спрашивал, он приказывал.

— Останешься со мной. В сторону — ни шагу.

— П-почему? — сжалась Алиедора.

— Ты отмечена, — внушительно проговорил чародей. — Погляди, что в твоей крови, — он высоко поднял три скляницы, до краёв заполненные чернильного цвета жидкостью. — Ты изменена.

— Ну и что? — У доньяты ещё хватало смелости перечить. И в самом деле — мало ли чего он туда намешал…

— Ну и что? — прошипел Метхли, третий глаз широко раскрылся, задёргался в орбите, наконец уставившись прямо на Алиедору, да так, что она, тихонько всхлипывая, стала сползать с лавки. — Спрашиваешь «ну и что», несчастная? А то, что у тебя кровь с Гнилью смешана, иная, уже не людская в тебе кровь течёт, это тебе тьфу?! — Он яростно потряс воздетыми скляницами.

— Я вижу просто чёр…

— Молчи! — Третий глаз нестерпимо сверкнул, словно внутри черепа ярко вспыхнули угли. — Хочешь убедиться?! Смотри!

Все три склянки оказались разом перевёрнуты. Чёрная жидкость плеснула на пол, три кляксы мгновенно слились, а затем лужица вдруг выгнула спину, выпустила четыре ящеричные лапки и взглянула в лицо Алиедоре тремя красными, лишёнными век глазками, из стороны в сторону мотнулся нагой крысиный хвост.

Тварь зашипела, раскрылась пасть — от края до края круглой головы, словно кругляш флака, разрезанный пополам, блеснуло три ряда мелких, но острых зубов.

— Хватит! — рявкнул Метхли, с силой вонзая посох прямо в спину страшилища. Что-то хрустнуло, словно ломались кости, и бестия стала растекаться, вновь становясь мокрым чёрным пятном. Дольше всего держались, зло блестя, три алых глаза, но вот наконец и они потускнели, словно утонув в разлившейся черноте. — Видела?!

Алиедора видела. Видела и понимала, что всё это может оказаться просто хитрой иллюзией, мороком, понимала… и ничего не могла сделать, потому что это понимание под пронзительным взглядом красного глаза стремительно таяло, исчезало, как утренний туман.

— Я тебя не обманываю, — с неожиданной усталостью вдруг сказал чародей. — Посуди сама, для чего мне, человеку, взыскующему сокровенного знания, морочить голову ничем не примечательной, совершенно обычной девочке, Лайсе из замка Ликси? Тратить силы и время, реагенты, далеко не дешёвые и редкие, которые не купить в лавочке на ближайшем углу? Нет, моя дорогая. Тебя отметила Гниль. Ты родилась с Нею в крови. Рано или поздно это бы проявилось, и тогда, — третий глаз уставился прямо на неё, — тогда тебя бы просто сожгли. Как и множество других. Большинство, конечно, ничего общего с Гнилью не имело, но малая, исчезающе малая часть… — волшебник покачал головой, — исчезающе малая часть, к каковой принадлежишь и ты, Лайсе, если, конечно, ты продолжаешь настаивать, чтобы тебя так называли.