Карен Монинг - Лихорадка грез

– Бэрронс! – закричала я, – где тебя черти носят?

Моим единственным ответом было эхо, отражающееся от кирпичных домов в зловещей тишине улицы. Я смотрела прямо перед собой и пыталась найти штуковину у моих ног с помощью центра силы ши -видящей в моей голове.

Есть! Но она… бездействовала.

Я не получала от нее никаких сигналов. Может, это из-за камня в руке? Или она притворялась передо мной так же, как и перед всеми остальными? Маскировалась под нечто, не представляющее важности?

Это было очень даже возможно. Слишком много неясного. Я ошибалась. Я не балансировала между глупостью и проверкой своих возможностей. По обе стороны от линии, на которой я стояла, на целые мили простиралась беспросветная глупость.

Я должна была пойти назад, двигаясь только по этой узкой дорожке, прикладывая огромные усилия, чтобы не свалиться ни в одну сторону.

Мне надо было подождать Бэрронса. И не рисковать.

Я сделала шаг назад, потом еще один. Затем третий, мои каблуки наткнулись на что-то твердое, я запнулась и начала падать.

Это был основной инстинкт – расправить руки для равновесия и посмотреть на землю.

– Вот дерьмо! – вырвалось у меня, и я подняла голову.

Но было уже слишком поздно. Я увидела страницы и не могла не посмотреть на них еще раз.

Я упала на колени и склонилась над Синсар Дабх .

Я упала перед ней на колени, потому что на ее постоянно меняющихся страницах, я успела увидеть блондинку с ледяными глазами – ту самую женщину, что стояла на страже и не давала мне войти в одну из важнейших библиотек Хэйвена. Я видела, как она перемещается в Книге с одной картинки на другую.

Мне необходимо было узнать, кто она такая, чтобы понять, как пройти мимо нее. Мне необходимо было знать о ней все, что было известно о ней книге. Откуда она ее знала?

– Вам необходимо было знать , – позже высмеял бы меня Бэрронс, – разве это не то, что Ева сказала Адаму, срывая ваше яблоко?

– Это не мое яблоко , – возразила бы я, – ты тоже пытался сорвать его. Разве не все мы гоняемся за одним и тем же, думая, что нам «необходимо» то, что скрывается на страницах Книги? Скажи мне, Бэрронс, давай начистоту – как долго ты охотишься за ней и почему?

Разумеется, он бы не ответил.

Как я и говорила – по обеим сторонам от линии, на которой я стояла, на мили простиралась глупость.

Но сейчас, упав перед ней на колени, я была абсолютно уверена, что нахожусь на пороге прозрения. И эти по-настоящему полезные, доступные знания были в минуте, даже в секунде от меня. Знания, с помощью которых я сама буду управлять своей жизнь, смогу победить врагов; знания, которые прольют свет на тайны, что я не могла разгадать, научат меня как руководить, как достичь успеха, дадут мне то, чего я хотела больше всего.

Пока я исследовала эти две постоянно изменяющиеся страницы, меня достало какое-то насекомое, жужжавшее у меня над ухом. Я постоянно от него отмахивалась, но оно не улетало. Я была занята. Здесь было то, что мне было необходимо узнать, просто я не могла пока это осознать. Все что мне было нужно – просто перестать сопротивляться, перестать беспокоиться. А узнавать, впитывать, быть. И все будет хорошо.

Через какое-то время жужжание превратилось в вой. Вой стал воплем. Вопль перешел в рев, пока я не поняла, что это вовсе никакое не насекомое, а кто-то на меня рычит. Говорит обо мне. Говорит, кто я и кем я не была. Чего я хотела.

И чего я не хотела.

– Отойди! – прогремел голос, – встань, Мак. Сейчас же уноси оттуда свою задницу! Или я приду и убью тебя собственными руками!

Я подняла голову и всмотрелась в улицу. Я прищурилась. Бэрронс появился в поле зрения. На его лице было выражение ужаса. Но его взгляд был направлен не на Книгу, лежащую у моих ног, и не на меня. Он смотрел на что-то позади меня.

Я почувствовала озноб. Что же заставило ужаснуться Иерихона Бэрронса?

Что бы это ни было, оно дышало мне в шею. Теперь, когда я вышла из транса, я чувствовала это, нечто злобное, оно насмехалось, забавлялось и смеялось у меня над ухом.

– Что ты такое? – прошептала я, не оборачиваясь.

– Бесконечность. Вечность, – услышала я звук лезвий пилы, на своей щеке почувствовала дыхание, пахнувшее машинным маслом, металлом и гнилью. – Никаких ограничений. Свобода.

– Испорченность. Мерзость, которая не должна существовать. Зло.

– Две стороны одной монеты, Мак, – сказал голос Риодана.

– Я никогда не переметнусь на другую сторону.

– Может, с тобой что-то не так, младшая, – сказало нечто, голос был мягкий и нежный – голос Алины.

Бэрронс пытался добраться до меня, молотя кулаками по невидимой стене.

Я повернула голову.

Позади меня склонился О’Баннион, его истощенное тело прижалось к моему, нас окружил запах смерти, и эти отвратительные лезвия пилы находились в дюйме от моего лица.

Он проскрежетал зубами и рассмеялся.

– Сюрприз! Попалась, да?

Мне не надо было оглядываться, чтобы узнать, что на тротуаре нет Книги. И никогда не было.

На самом деле я ее не видела. Это была иллюзия, чары. А это означало, что Синсар Дабх каким-то образом просканировала мою голову и извлекла оттуда образы, чтобы привлечь меня, удержать мое внимание. Наверняка, часть меня продолжала думать о той женщине, гадая, как пройти мимо нее завтра.

Она показала мне отрывки того, что я хотела увидеть, чтобы я продолжала искать нечто неуловимое – призрачные образы, только обещания и ничего существенного.

В то время как на самом деле она склонилась надо мной, занимаясь… чем? Что она делала, пока я глазела на страницы, которых там и не было?

– Знакомилась с тобой. Пробовала тебя. Узнавала тебя, – рука О’Банниона, с лезвиями, погладила меня по плечу.

Я стряхнула ее.

– Сладкая. Такая сладкая, – О’Баннион дышал мне в ухо.

Я собрала всю волю в кулак, рванулась вперед и попыталась отползти от него подальше.

– Я СКАЖУ, КОГДЫ МЫ ЗАКОНЧИМ!

Я рухнула на асфальт, скорчившись от боли. И тогда я поняла, что это не камни защищали меня и не мои усилившиеся способности. Это Синсар Дабх избавила меня от боли и могла вернуть ее в любой момент, когда захочет.

Она захотела сейчас.

Она возвышалась надо мной, растягивалась, превращаясь в Зверя, расписывала мне в деталях, что именно я могу сделать с этими ничтожными маленькими камешками. И что только глупец мог верить в то, что они смогут окружить, ослабить, или даже просто надеяться на то, что они смогут хотя бы прикоснуться к бесконечному величию и такому безграничному совершенству, как она. Она раздирала меня докрасна раскаленными клинками ненависти и ледяными черными ножами отчаянья.