Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – маркграф

Снизу постоянный грохот, из щелей выстреливает не только горячим воздухом, но то в одном месте, то в другом взлетает фонтан слепяще белых или оранжевых искр. Следом под давлением с силой вырываются клубы сизого дыма, что моментально растворяется в перекаленном воздухе.

Я поднялся выше, чтобы не достало внезапным выплеском гейзера кипящей магмы. Воздух впереди потерял прозрачность, я боязливо снизил скорость, но все равно влетел в облако мелкого и горячего пепла.

Через несколько минут хлопья пепла стали крупнее, я снизился и рассмотрел, что земля внизу покрыта толстым серым ковром. Редкие трещины пламенеют, как ручьи с кровью.

Справа заблистало сквозь пепел нечто вроде северного сияния. Сполохи пробиваются мутные, размытые, но захватили полнеба. Слева выступила из горячего тумана зловеще черная, словно поднялась из ада, стена, похожая на скол антрацита.

Я рискнул снизиться, глаза выедает горячий пепел, в черноте кратеры зияют, как кровавые раны. Стена исполинского разлома идет зигзагом, а у самого основания, если меня не обманывают глаза, вьется тропка… Человек не зверь, он останавливается перед препятствием только для того, чтобы сообразить, как его преодолеть. Здесь нашли единственно верный выход: идти под самой горой, а если ущелье упирается вплотную в стену, то ухитрились в самой горе прорубить узкую тропку, где можно двигаться по одному, закрываясь плащами от нестерпимого жара снизу.

Таких мест я заметил три, но, думаю, их больше, потому связь Ундерлендов с остальным королевством практически отсутствует. Можно только дивиться отваге людей, что сумели переправить короля Кейдана и его двор через эту жуть.

Я взглянул наверх, узкие тропки под отвесными каменными стенами весьма уязвимы: даже малый камешек, упавший с такой высоты, пробьет любой щит и любой панцирь. Вторжения в Ундерленды могут не опасаться.

Растопырив крылья, я плавно шел над тропкой, просматривая уязвимые места, вдруг да отыщу возможность перебросить крупные силы, когда по нервам остро хлестнул страх.

Я не успел оглядеться, но по телу пробежала волна, заставившая сердце стучать чаще, мышцы начали утолщаться, на спине быстро появляются плотные чешуйки…

Впереди из темных нор в отвесной стене стремительно выметнулись отвратительные гарпии, черные, неопрятные, уродливые. Вторая волна страха вздула кожу крупными пупырышками. Шерсть исчезла, уступив плотной рыбьей чешуе на лапах и на брюхе. Спину не видел, там вообще творится что-то жуткое, скрипит и трещит…

Я держал взглядом летящую на меня тварь с широко разинутой пастью. Ощетинился и приготовился драться, но другая ударила в бок, а еще одна саданула сверху, как бьющий глупую утку сапсан. Из моей пасти вырвался резкий каркающий крик, я резко провалился, чувствуя как трещит хребет. Летящая на меня гадина со злым свистом пронеслась выше. Там был удар и злобный вскрик.

Я выровнялся, в боку боль, гарпия вцепилась всеми четырьмя и рвет зубастой пастью мою плоть. Я цапнул ее и сжал в челюстях. Пустотелые кости захрустели, как сахарное печенье. Брызнула кровь, я жадно прожевал раньше, чем сообразил, что делаю, с омерзением выплюнул окровавленный и еще дергающийся ком.

Меня несло вниз, я снова заработал крыльями, две гарпии мчатся в мою сторону, как гигантские стрелы. Я выждал, резко рванулся вперед. Они пронеслись по инерции вниз, я ринулся вдогонку, догнал одну и ухватил пастью. Она дико заверещала, брызнула кровь, словно раздавил наполненный краской пузырь.

Последняя гарпия выровняла полет, я раззадорился от победы и готовился погнаться за нею, но дура бросилась в атаку. Я встретил ее лоб в лоб. Меня тряхнуло, но гарпию смяло, я успел ухватить ее, падающую, когтистыми лапами, сжал, сладострастно наслаждаясь силой, когти окрасились кровью, погружаясь в горячую плоть.

Тело умерщвленной твари понеслось вниз и пропало в ночи. Я с усилием выворачивал голову, вроде бы лететь тяжелее, крылья стали короче и плотнее, тело покрыто жесткой броней…

Медленно расслабляясь, я убрал тяжелые костяные щитки, оставив только крупную чешую, это что-то вроде кольчуги, удлинил крылья и понесся уже легче, не хлопая суматошно крыльями, а помовая ими легко и царственно.

Этой черной земли, расколотой трещинами до самой магмы, не меньше, чем на приличное графство, даже на два графства, но, увы, это место больше похоже на поверхность Меркурия, обращенную к Солнцу, чем на Землю.

Впереди возникли и начали быстро вырастать залитые лунным светом горы – старые, выветрившиеся, торчащие, как окаменевшие стволы исполинских деревьев. Другие больше походят на термитники, какие-то – на пни, остро пахнуло древностью, разрушением и странной печалью.

Я пару раз мощно ударил крыльями по воздуху, проверяя, все ли зажило, и вдруг странная метаморфоза произошла со зрением: старые разрушающиеся горы превратились в огромный город, исполинский, чудовищный, весь из высоких каменных домов, ни одного дерева, ни одного кустика, а только дома, дома, дома, мелкие и невероятно высокие.

Тело мое разогрелось, я растопырил крылья и тихо планировал, медленно снижаясь. Серебристое сияние разбилось на множество крохотных огоньков.

Я не видел Брабант целиком, только на карте, но Ундерленды, как мне кажется, втрое больше. И заселены намного плотнее. Облачка внизу проплывают редко, да и те ветер услужливо раздергивает, как шторы перед нетерпеливым зрителем. После первого города, так поразившего воображение, пошли еще города: просто огромные, как и крепости, замки, отдельные башни. Между ними ровные квадраты полей, роскошные сады, ни одного пустого холма: либо ряды виноградников, либо пшеничные поля.

Внизу появился город, рядом с которым Геннегау выглядит деревней. Огромный, весь из крупных каменных домов, дороги проложены прямые, широкие, никаких узких улочек. Опять же странное впечатление, что город строился не хаотично, а по единому жесткому плану.

Стальная полоса реки разделяет его пополам, неестественно прямая. По мере снижения я разобрал, что течет между обрывистых берегов, красиво облицованных широкими каменными плитами. Вода в ночи похожа на ртуть, мосты широкие, прямые и без привычных глазу опор.

Над городом поблескивает некая дымка. Я подлетел достаточно близко, но решил не рисковать, круто развернулся и пошел наискось от города, снижаясь и выбирая местечко, где можно встретить рассвет.

На расстоянии полумили в лунном свете страшно блещет рыцарский замок с высокой зубчатой стеной, четырьмя угловыми башнями, и вытянутым вверх донжоном. На шпиле плещется знамя с трудно различимым отсюда гербом. И хотя ни защитного вала, ни поднятого моста, но замок явно жилой, работающий, а в нем чувствуется жизнь рыцарей, а не просто приспособивших эти каменные здания для обитания.