Денис Юрин - В когтях ястреба

Справиться с раззявами было просто, того, кто отставил оружие, можно и не убивать, так что Штелер решил на этот раз удержаться от проявления чрезмерной жестокости. Отдав на время Линоре сферу и меч, барон выскочил из кустов и напал на опорожнявшихся бойцов сзади. Не прошла и минута, как все четверо уже лежали на земле, а из-под их кирас все еще продолжали бить небольшие фонтанчики.

– Чего сидим?! Добро пожаловать одеваться, сударыня! – стаскивая с одного из стражей кирасу и шлем, поторопил моррон замешкавшуюся в кустах наставницу.

– Одеваться?! В это?! – возмутилась брезгливо поморщившаяся Линора и презрительно указала пальчиком на огромное мокрое пятно, расплывшееся по штанам отдыхавшего без сознания солдата.

– Нет, возможно, красота и спасет мир, но брезгливость красавиц его точно погубит! – тяжко вздохнул Штелер, не в силах убеждать спутницу, что ради благой цели стоит немного и потерпеть неприятный запах и сырость в нижней части тела.

Поскольку моррон не принялся ее уговаривать, а, наоборот, выказывая всем своим видом полнейшее безразличие, пойдет ли красавица с ним или нет, продолжил облачаться в тяжелые доспехи, госпожа Курье сочла возможным усмирить свое отвращение и сменить подмоченную репутацию разгуливающей по городу почти нагишом особы на просто мокрую одежду. Естественно, она провозилась слишком долго, и, когда Штелер был уже готов появиться на улице в отменно сидевших на нем доспехах, Линора лишь отстегнула ремешки кирасы и начала неумело дергать за ремень, чуть ли не приведя в сознание оглушенного солдата. Аугусту пришлось ей помочь: сперва ударить ногой по лицу слегка приподнявшего голову бедолагу, а затем, стащив с него «опозоренную одежду», умудриться облачить в нее разразившуюся стонами и ворчанием Линору.

Мужское платье всегда смотрится на женщинах с крупными формами нелепо: выпирает в одних местах, чуть ли не разрывая ткань, и забавно отвисает в других. Увидев спутницу в облачении стражника, бывший полковник чуть не покатился со смеху, но, вспомнив о приличиях, вовремя удержался и лишь искривил губы в улыбке. К счастью, госпожа Курье была так занята разглаживанием своего топорщащегося маскарадного костюма и одергиванием впившегося в широкие бедра поясного ремня, что беззвучный смех барона остался незамеченным.

Как во многих иных, и не только герканских, городах, вендерфортские стражники носили открытые шлемы, поэтому, когда парочка вновь появилась на улице и стала продвигаться в сторону кордона, обманщикам пришлось низко опустить головы, что, в свою очередь, чуть ли не привело к плачевным последствиям. Шедшая по правую руку от спутника Линора не заметила двигавшегося навстречу ей стражника и едва не налетела на него. К счастью, столкновения шлемами не произошло, поскольку настоящий служивый вовремя отпрянул в сторону, а наказание растяпы, то есть госпожи Курье, ограничилось лишь несильным тычком в плечо и парочкой нелестных словечек, которыми вряд ли кто-нибудь до этого даму награждал.

Пока злоумышленники отсиживались в подворотне, войска уже промаршировали на площадь. И теперь по улице тянулась длинная вереница подвод, перевозящих бочки с порохом, картечь, ядра, заряды для громоздких, но весьма эффективных осадных катапульт и, конечно же, сами катапульты, но только в разобранном виде. Видимо, герцог да и граф Норвес не желали посвящать в подробности проведения предстоящей операции посторонних людей. Наверняка они хотели использовать в бою с затворником средства, о которых простым горожанам было лучше не знать, поэтому вместо обычных грузчиков и возниц перевозкой снарядов занимались непривычные к подобной работе стражники. Естественно, то там, то тут возникали сумятица да путаница: то телегу тряхнет и ядра раскатятся, то колесо на булыжнике сломается или крепежная веревка порвется. Поскольку вокруг то и дело что-то да происходило, а стайки запыхавшихся стражников без устали сновали между подводами, обманщикам не составило труда смешаться с кишевшей, находящейся в постоянном движении толпой и, успешно миновав кордон, оказаться на площади.

Вот тут-то Штелера и постигло настоящее разочарование. И дело было даже не в том, что площадь изменилась до неузнаваемости, все дома вокруг, включая герцогский дворец, были превращены в фортификационные сооружения, а из их окон угрожающе смотрели в сторону его особняка жерла полевых орудий. Всю площадь занимали войска, готовые при первом же сигнале походной трубы начать наступление. Беда крылась в том, что на штурм пристанища колдуна должны были идти солдаты-гекленбуржцы, стражников, в которых они с Линорой были переодеты, не пускали дальше площадки для трех катапульт, находившихся чуть ли не на противоположной стороне площади.

Незаметно приблизиться к особняку не представлялось возможным, любого стражника, пройди он дальше положенного, тут же изрешетили бы пулями часовые, получившие от своих командиров четкий приказ не подпускать к месту предстоящего сражения никого, даже герцога или вельможу из его свиты, не то что каких-то недотеп-стражников, неспособных поддержать порядок в собственном городе.

Как голодный кот, расхаживающий возле миски со сметаной, Штелер ходил из одного конца в другой по площадке, на которой стража устанавливала из привезенных частей катапульты, и пытался придумать, как бы им проникнуть в дом и при этом ограничиться как можно меньшим уроном. Линору он решил оставить на площади, но сообщать ей об этом не стал. Барон уже подустал от бестолковых препирательств со своенравной красавицей, да и, в конце концов, дамочка не была настолько глупа, чтобы, когда он пойдет на прорыв, последовать за ним под шквальный огонь мушкетов.

Осматривая площадь и расположившиеся на ней отряды, бывший полковник отметил несколько странных особенностей. Во-первых, все солдаты и офицеры оказались примерно одного роста и одинаковой конституции, что было бы вполне понятно, если бы речь шла об отборной гвардейской части, а не о линейном пехотном полку. Во-вторых, перед атакой солдаты обычно болтают без умолку, пытаясь скоротать минуты, а иногда и часы тягостного ожидания, ведь для кого-то даже самый легкий и быстрый бой может стать последним, и нервишки у служивых шалят. Гекленбуржцы же сидели на мостовой, словно каменные изваяния: никто не болтал, никто не осматривал перед штурмом оружие, да и расположились-то они как-то странно, не кружками, а как будто в сидячем строю. В-третьих, и это было самое поразительное, их мундиры, доспехи и, главное, сапоги выглядели как после парада, а ведь от Гекленбурга до Вендерфорта далекий путь. Неужто командир полка сделал привал в окрестностях города, чтобы уставшие, измотанные долгим переходом солдаты смогли начистить кирасы перед тем, как промаршировать через ворота Вендерфорта? Конечно же нет. Ни один полковник, даже самый отпетый карьерист, не додумался бы до подобной глупости! Совокупность перечисленных фактов заставила моррона внимательней приглядеться к лицам солдат, и тут ему стало не по себе, ведь не каждый день увидишь пять-шесть сотен близнецов, сидевших ровными рядами посреди площади.