Кристофер Паолини - Эрагон.Брисингр

Несмотря на то, что Йорунн, казалось, хотела трон просто для власти, которую она получит впоследствии, а Ганнел не казался прирожденно враждебным к варденам – хотя, и не был дружелюбен к ним – Надо был открыто и сильно враждебен к любой причастности к Эрагону, Насуаде, Империи, Гальбаториксу, королеве Имиладрис или, насколько Эрагон мог судить, любому живому существу за пределами Беорских гор. Кнурлкаратхн был кланом каменщиков и в мужчинах и денежных (важных) товарах не имел равных, поскольку любой клан зависел от их знания и опыта прокладывания туннелей и строительства своих жилищ, и даже Ингеитум нуждался в них, чтобы добывать руду для своих кузнецов. И если претензия Надо на корону должна будет дрогнуть, Эрагон знал, что многие из других вождей меньших кланов, которые разделяли его взгляды, ухватятся за то, чтобы занять его место. Аз Свелдн рак Ангуин, например, - кого Гальбаторикс и Проклятые почти стерли во время их восстания, - объявили себя врагом крови Эрагона во время его посещения город Тарнага и при каждой их встрече на собрании кланов демонстрировали свою неукротимую ненависть к Эрагону, Сапфире и всем вещам, сделанным драконами и теми, кто восседал на них. Они возражали против присутствия Эрагона на встречах вождей кланов, даже хотя это было совершенно легально согласно гномьим законам, и потребовали голосования по этому вопросу, таким образом задерживая слушание еще на шесть ненужных часов.

"На днях, - подумал Эрагон, - я должен найти способ заключить мир с ними. Или они или я должны будем закончить то, что начал Гальбаторикс. Я отказываюсь жить всю оставшуюся свою жизнь в страхе из-за Аз Свелдн рак Ангуин." Снова, как он делал так часто за прошедшие несколько дней, он ждал минуты ответа Сапфиры, когда неожиданно знакомая острая боль несчастья пронзила его сердце.

Как безопасно, что союзы между любым из кланов были, однако, вопросом некоторой неизвестности. Ни у Орика, ни у Йорунн, ни у Ганнел, ни у Надо не было достаточной поддержки, чтобы выиграть народное голосование, поэтому они все были активно заняты попытками сохранить привязанности кланов, которые уже пообещали помочь им, и в то же самое время пытаясь переманить покровителей своих противников. Несмотря на важность процесса, Эрагон находил это слишком утомительным и бесполезным.

Основываясь на объяснении Орика, Эрагон понял, что прежде, чем вожди кланов смогут выбрать правителя, они должны проголосовать за то, готовы ли они, чтобы выбрать нового короля или королеву, и что на предварительных выборах должны были собраться по крайней мере девять голосов в его ("за") пользу, если оно должно пройти. Но все же, ни один из вождей кланов, с которыми Орик заключил союз, не чувствовал себя в достаточной безопасности в своем положении, чтобы обострить вопрос и приступить к решающим выборам. Это была, как сказал Орик, самая тонкая часть процесса и в некоторых случаях, как было известно, тянулась в течение разочаровывающе долгого времени.

Обдумывая создавшееся положение, он бесцельно блуждал по району (перенаселенному) палат ниже Тронжхайма, пока не оказался в сухой, пыльной комнате с выстроенными в ряд пятью черными арками с одной стороны и выгравированным барельефом рычащего медведя в двадцать футов высотой с другой. У медведя были золотые зубы и круглые, граненые рубины вместо глаз.

- Где мы, Квистор? – спросил Эрагон, глядя на своих охранников. Его голос породил глухое эхо в комнате. Эрагон мог чувствовать умы многих гномов на уровнях выше , но не знал, как достичь их.

Глава охраны, моложавый гном не старше шестидесяти, шагнул вперед.

- Эти комнаты были расчищены несколько тысячелетий назад Гримстнзборитх Корганом, когда Тронжхайм строился. Мы не используем их часто с тех пор кроме тех случаев, когда весь наш народ собирается в Фартхен Дуре.

Эрагон кивнул.

- Ты можешь вывести меня обратно на поверхность?

- Конечно, Аргетлам.

Несколько минут оживленной ходьбы привели их к широкой лестнице с мелкими ступенями, размерами для гномов, которая поднималась из земли к туннелю где-то в юго-западном квартале подножия Тронжхайма. Оттуда Квистор повел Эрагона к южной ветви четырехмильного коридора, который разделял Тронжхайм вдоль сторон света.

Это был тот же самый коридор, через который Эрагон и Сапфира в первый раз вошли в Тронжхайм несколько месяцев назад, и Эрагон спустился по нему к центру города-горы со странным чувством ностальгии. Он чувствовал себя так, словно постарел на несколько лет за то время.

Четырехъярусная высокая дорога заполнилась гномами из каждого клана. Все они замечали Эрагон, в этом он был уверен, но не все соизволяли (удостаивали) признать его, за что он был им благодарен, так как это сохраняло его от необходимости отвечать на еще большее количество приветствий.

Эрагон напрягся, когда увидел, что строй Аз Свелдн рак Ангуин пересекает коридор. Как один, гномы повернули свои головы и посмотрели на него, их выражения были неясны за фиолетовыми покрывалами их клана, всегда одеваемых публично. Последний гном строя плюнул на пол у ног Эрагона прежде, чем двинуться через сводчатый проход и выйти из зала вместе со своими братьями.

"Если бы Сапфира была здесь, то они не были бы так грубы", - подумал Эрагон.

Через полчаса он достиг конца величественного коридора, и хотя он бывал там много раз раньше, чувство страха и удивления овладело им, когда он ступил между столбами из черного оникса, покрытого желтыми цирконами в три метра высотой, и вошел в круглый зал, в сердце Тронжхайма.

Зал был тысячу футов поперек, с полом из полированного сердолика, с вырезанным молотом, окруженным двенадцатью пентаграммами, который был гербом Дургримст Ингеитум и первого короля гномов, Коргана, который обнаружил Фартхен Дур, добывая золото. Напротив Эрагона и в любой стене были проходы в три другие залы, которые расходились по городу-горе. Зал не имел никакого потолка, но поднимался (восходил) полностью к вершине Тронжхайма на милю верх. Там открывались драконьи убежища, где Эрагон и Сапфира жили до того, как Арья разбила звездный сапфир, а затем небо выше: ярко-синий диск, который казался немыслимо далеким, так как он был окружен открытым жерлом Фартхен Дура, полой горы в десять миль высотой, которая защитила Тронжхайм от остального мира.

Только ограниченное количество дневного света просачивалось вниз к основанию Тронжхайма. Городу Вечных Сумерек, как назвали его эльфы. Из-за того, что мало сияния солнца проникало в город-гору – кроме как в течение яркого получаса до и после полудня во время разгара лета – гномы освещали внутренний мир бесчисленными количествами своих беспламенных фонарей. Тысячи из них были выставлены в зале. Сияющий фонарь висел на каждом столбе у искривленных арок, которые соединяли каждый уровень города-горы, и еще больше фонарей было установлено в пределах арок, отмечая входы в необычные и незнакомые комнаты, так же как путь Вол Турин, Бесконечной лестницы, которая завинчивалась вокруг зала сверху донизу. Эффект был и унылым, и захватывающим. Фонари имели много разных цветов, создавая эффект, словно внутренняя часть зала была усеяна пылающими драгоценностями.