Кристофер Паолини - Эрагон.Брисингр

Тогда Фадавар сделал еще разрез на себе во второй раз. Связки на его шее были сильно вспухшими, и его яремная вена выдавалась так, словно она лопнет в то время, как нож прорезал свой кровавый путь.

Насуада увидела, что наступила снова ее очередь. Понимая, что ожидание только увеличило ее страх. Ее инстинкт самосохранения – инстинкт, который служил ей хорошо во всех других случаях – бился против команд, которые она посылала в свои руку и кисть. Доведенная до отчаяния, она сконцентрировалась на своем желании сохранить варденов и свергнуть Гальбаторикса: эти две причины, которым она посвятила всю свою жизнь. В мыслях она увидела своего отца, Джормундура, Эрагона и варденов и подумала: "Для них! Я делаю это для них. Я родилась, чтобы служить, и это – моя служба."

Она сделала разрез.

Мгновение спустя Фадавар сделал третью глубокую рану на своем предплечье также, как и Насуада на своем.

Четвертый разрез последовал вскоре после этого.

И пятый...

Странная апатия овладела Насуадой. Она так сильно устала, а также и замерзла. Затем ей в голову пришло, что не терпение боли могло бы решить суд, а скорее то, кто упадет в обморок первым от потери крови.

Ее движущиеся ручейки крови бежали по ее запястью и вниз по ее пальцам, стекая в густую лужу у ее ног. Такая же, если не больше, лужа скапливалась вокруг ботинок Фадавара.

Ряд зияющих красных разрезов на руке военачальника напомнил Насуаде жабры рыбы, мысль, которая по каким-то причинам показалась ей невероятно забавной; что она должна была прикусить свой язык, чтобы удержаться от хихиканья.

Со стоном Фадавар завершил свой шестой разрез.

- Одержу верх над тобой, беспомощная ведьма! – он прокричал сквозь шум барабанов и упал на одного колена.

Она сделала.

Фадавар дрожал, когда перекладывал свой нож из правой руки в левую; традиция предписывала максимум шесть разрезов через руку, иначе вы рисковали перерезать вены и сухожилия близ запястья. Когда Насуада повторила его движение, король Оррин прыгнул между ними и сказал:

- Остановитесь! Я не могу позволить этому продолжаться. Вы собираетесь убить себя.

Он приблизился к Насуаде, затем отскочил назад, так как она ударила его.

- Не вмешивайся, - прорычала она сквозь зубы.

Теперь Фадавар начал со своего правого предплечья, выпуская брызги крови от своих твердых мускулов. Он сжал их, поняла она. Она надеялась, что ошибки будет достаточно, чтобы сломать его.

Насуада не могла помочь себе; она издала бессловесный крик, когда нож разрезал ее кожу. Край бритвы горел, как раскаленная добела проволока. На середине разреза, ее левая травмированная рука дернулась. Нож отклонился, в результате оставляя ее с длинной, зубчатой рваной раной вдвое глубже, чем другие. Ее дыхание остановилось, пока она выдерживала отчаянную борьбу. "Я не могу продолжать, - подумала она. – Я не могу... Я не могу! Это слишком, чтобы вынести. Я лучше бы умерла.... О пожалуйста, позволь этому закончиться!" Ей принесло некоторое облегчение возможность баловаться этими и другими отчаянными жалобами, но в глубине своего сердца, она знала, что она никогда не сдастся.

Для восьмого раза Фадавар поместил свое лезвие выше одного из предплечий и держал его там. Бледный металл остановился в четверти дюйма от его соболиной кожи. Он остановился, так как пот стекал ему на глаза и его раны проливали рубиновые слезы. Казалось, словно бы его храбрость подвела его, но затем он зарычал и быстрым рывком надрезал свою руку.

Его нерешительность поддержала слабеющую силу воли Насуады. Сильное приятное возбуждение овладело ею, преобразовывая ее боль в почти приятное ощущение. Она противостояла напряжению Фадавара и затем, поощренная своим внезапным, беспечным равнодушием к собственному здоровью, опустила нож снова.

- Лучше чем, - прошептала она.

Перспектива необходимости сделать два разреза подряд – один, чтобы сравняться с Насуадой и другой, чтобы продолжить борьбу – казалось, испугала Фадавара. Он мигнул, облизал губы и трижды пытался совладать с ножом прежде, чем воздел оружие над своей рукой.

Его язык метнулся, чтобы вновь облизать потрескавшиеся губы.

Судорога свела его левую руку, и нож выпал из его искривленных пальцев, зарывшись в землю рукояткой вверх.

Он поднял его. Его грудь под одеждой вздымалась и опускалась с безумной скоростью. Поднимая нож, он прикоснулся лезвием к своей руке; это вызвало слабенькую струйку крови. Лицо Фадавара искривилось и скорчилось, а затем дрожь пробежала по его спине, и он согнулся, обхватив своими травмированными руками живот.

- Я подчиняюсь, - произнес он.

Барабаны остановились.

Последующая тишина продлилась до тех пор, пока король Оррин, Джормундур и все остальные не наполнили шатер своими иногда повторяющимися восклицаниями.

Насуада не обращала внимания на их замечания. Идя ощупью назад, она нашла свой стул и опустилась на него, стремясь уменьшить вес на свои ноги до того, как они подогнутся под ней. Она прилагала усилия, чтобы остаться в сознании, когда ее зрение затуманилось и задрожало; последней вещью, которую она хотела бы сделать, - это упасть в обморок перед соплеменниками. Нежное давление на ее плечо предупредило ее о том факте, что Фарика стоит рядом с нею, держа кучу бинтов.

- Моя госпожа, могу я позаботиться о вас? – спросила Фарика, ее обращение было как и озабоченным, так и нерешительным, словно она была не уверена в том, как Насуада отреагирует.

Насуада кивнула ей одобрительно.

Когда Фарика начала наматывать льняные полосы вокруг ее рук, Наако и Рамусева приблизились. Они поклонились, и Рамусева сказал:

- Никогда прежде никто не выносил так много разрезов на Суде длинных ножей. И вы, и Фадавар доказали свое мужество, но вы – несомненно победитель. Мы скажем нашим людям о вашем достижении, и они принесут вам свою клятву верности как вассалы.

- Спасибо, - сказала Насуада. Она закрыла свои глаза, так как пульсирование в ее руках усилилось.

- Моя госпожа.

Вокруг себя Насуада слышала беспорядочную смесь звуков, которые она даже не пыталась разобрать, предпочитая вместо этого уйти глубоко в себя, где ее боль была больше не такой близкой и угрожающей. Она плавала в лоне безграничного черного пространства, озаренного бесформенными каплями всегда меняющегося света.

Ее передышка была прервана голосом Трианна, когда колдунья сказала:

- Брось то, что ты делаешь, служанка, и удали эти бинты, чтобы я могла вылечить твою хозяйку.

Насуада открыла свои глаза, чтобы увидеть Джормундура, короля Оррина и Трианну, стоящую перед ней. Фадавар и его люди ушли из шатра.

- Нет, - сказала Насуада.

Группа посмотрела на нее с удивлением, а затем Джормундур сказал: