Кристофер Паолини - Эрагон.Брисингр

Эрагон с Сапфирой были в самом разгаре своего обсуждения, когда Эльва сказала:

- Нет!

Озадаченный, он посмотрел на нее.

Восторженный жар, казалось, исходил от Эльвы. Ее круглые, подобные жемчугу зубки мерцали, поскольку она улыбалась, ее глаза вспыхнули торжествующей радостью.

- Нет, не пробуй больше.

- Но, Эльва, почему это…

- Потому что я не хочу, чтобы еще больше заклинаний было навешено на меня. И потому что я только что осознала, что могу проигнорировать их! - Она схватилась за ручки своего стула, дрожа от волнительного возбуждения. - Без принуждения помогать всем, кто страдает, я могу проигнорировать все их неприятности, и мне не станет от этого хуже! Я могу проигнорировать человека с ампутированной ногой, я могу проигнорировать женщину, только что ошпарившую свою руку, я могу проигнорировать их всех, и не буду чувствовать себя хуже! Верно, что я не могу заблокировать их полностью, по крайней мере пока, но… ох, какое облегчение! Тишина. Благодатная тишина! Больше никаких порезов, царапин, ушибов или сломанных костей. Больше никаких мелких забот пустоголовых юношей. Больше никаких мучений брошенных жен или рогоносцев-мужей. Больше никаких тысяч невыносимых ран целой войны. Больше никакой выворачивающей кишки паники, которая предшествует окончательной темноте. - Со слезами, начинающими скатываться вниз по ее щекам, она засмеялась, хриплая трель, от которой волосы на голове Эрагона встали дыбом.

"Что это за безумие? – спросила Сапфира. - Даже если ты можешь выбросить их из своего сознания, зачем оставаться прикованной к чужой боли, когда Эрагон, возможно, в состоянии освободить тебя от нее?"

Глаза Эльвы пылали сомнительным ликованием.

- Я никогда не буду похожа на обычных людей. Если уж я обречена быть иной, то позвольте мне сохранить то, что делает меня особенной. Пока я могу контролировать эту власть, а похоже я и впрямь могу это, у меня нет никаких возражений против того, чтобы нести это бремя, поскольку это будет моим собственным выбором, не навязанным мне твоей магией, Эрагон. Ха! С этого момента, я ни перед кем и ни перед чем не отвечаю. Если я помогу кому-нибудь, то лишь потому, что так хочу я. Если я буду служить Варденам, то лишь потому, что моя совесть обязывает делать это, а вовсе не потому, что ты просишь меня об этом, Насуада, или потому что я откину коньки, если не сделаю этого. Я буду поступать так, как мне нравится, и горе тем, кто выступит против меня, поскольку я знаю все их страхи и не буду смущаться играть на них, чтобы выполнить свои желания.

- Эльва! - воскликнула Грета. - Не говори такие ужасные вещи! Ты ведь не можешь подразумевать их!

Девочка повернулась к ней так резко, что ее волосы разлетелись позади нее.

- Ах да, я забыла о тебе, моя дражайшая няня. Всегда преданная. Всегда суетливая. Я благодарна тебе за то, что ты приняла меня после того, как моя мать умерла, и за заботу, которую ты проявила ко мне еще в Фартхен Дуре, но я больше не нуждаюсь в твоей помощи. Я буду жить одна, привязанная сама к себе, и никому не обязанная. Напуганная, старуха прикрыла свой рот низом рукава и вся съежилась.

"Что Эльва сказала?" – недоумевал Эрагон. Он решил, что не может позволить ей сохранить свою способность, раз она собирается злоупотребить ею. С помощью Сапфиры, поскольку она была согласна с ним, он выбрал самые многообещающие из новых контрзаклинаний, рассмотренных им ранее, и открыл было рот, чтобы расставить все точки над «и».

Быстрая как змея, Эльва прижала руку к его губам, мешая ему говорить. Шатер задрожал, когда Сапфира зарычала, почти оглушив Эрагона с его чутким слухом. Поскольку все зашатались, кроме Эльвы, державшей руку прижатой к лицу Эрагона, Сапфира сказала:

"Отпусти его, ты, соплячка."

Отделенная Сапфирой, шестерка охранников Насуады ворвалась внутрь, размахивая своим оружием, в то время как Блодгарм и другие эльфы подбежали к Сапфире и разместились по обе стороны от нее, растягивая стенку палатки таким образом, чтобы видеть все происходящее. Насуада махнула рукой, и Ночные Ястребы опустили свое оружие, но эльфы остались в полной готовности действовать. Их клинки мерцали как лед.

Ни волнение, ею порожденное, ни мечи, направленные в ее сторону, казалось, не беспокоили Эльву. Она подняла свою голову и пристально посмотрела на Эрагона, как будто он был необычным жуком, которого она нашла ползающим по краю ее стула, а затем она улыбнулась с таким сладким, невинным выражением, что он задался вопросом, почему ему не особо верилось в искренность этой улыбки. Голосом, подобным теплому меду, она сказала:

- Эрагон, прекрати. Если ты прочтешь это заклинание, то причинишь мне боль, как уже поступил однажды. Ты ведь не хочешь этого. Каждую ночь, когда ты укладываешься спать, ты будешь думать обо мне, и память о совершенной тобой несправедливости замучит тебя. То, что ты собирался сделать, злой поступок, Эрагон. Разве ты – судья этого мира? Ты осудишь меня в отсутствие преступления просто потому, что не одобряешь мое решение? Этот путь ведет к развращенному удовольствию управления другими ради твоего собственного удовлетворения. Гальбаторикс одобрил бы.

Она отпустила его затем, но Эрагон был слишком обеспокоен, чтобы двигаться. Она ударила по самому больному, и у него не было никаких контрдоводов, чтобы защититься, поскольку ее вопросы и замечания были теми самыми, которые он обращал к себе сам. От того, насколько она понимала его, холод пробежал по его позвоночнику.

- Я также благодарна тебе, Эрагон, за то, что ты пришел сюда сегодня, чтобы исправить свою ошибку. Не каждый столь сильно желает признавать и исправлять свои недостатки. Однако сегодня со мной у тебя ничего не получилось. Ты поправил весы как смог, но это то, что должен был сделать любой приличный человек. Ты не компенсировал мне то, что я вынесла, да и не мог. Так что когда наши пути вновь пересекутся, Эрагон Губитель Шейдов, считайте меня не другом и не врагом. У меня двойственное отношение к тебе, Всадник; я столь же готова ненавидеть тебя, как и любить. И лишь тебе решать, каким будет результат.... Сапфира, ты поставила мне звезду на чело, и всегда была добра ко мне. Я твой преданный слуга, и всегда останусь им».

Вскинув подбородок, чтобы увеличить свои три с половиной фута роста, Эльва уставилась на интерьер шатра:

- Эрагон, Сапфира, Насуада... Анжела. Доброго дня. - На этом она метнулась прочь к выходу. Ночные Ястребы расступились, и она, пройдя между ними, вышла наружу.

Эрагон стоял, чувствуя себя неуверенно.

- Какого монстра я создал? - Два Ночных Ястреба Ургала коснулись краев своих рогов что, как ему было известно, являлось выражением их злости. Насуаде он сказал: