Джеральд Бром - Косиног. История о колдовстве [litres]

Немало удивленный, преподобный Смит хотел было что-то сказать, но тут со скамьи поднялся преподобный Картер.

– Что все это значит? – резко спросил он. – Вам прекрасно известно, что старшим из проповедников в Саттоне являюсь я, и, как таковому, вторым советником надлежит быть мне.

Судья Уотсон заулыбался, будто именно этого и ожидал.

– Да, занять место второго советника надлежало бы именно вам… если бы ваша роль во всем этом нечестии не навлекла на вас определенных подозрений. Исходя из коих, суд полагает вас для сей позиции непригодным .

В зале заахали.

Казалось, преподобному Картеру нанесен немалой силы удар: мертвенно побледнев, его преподобие на время утратил дар речи.

– Под «судом» ты, Корнелий, имеешь в виду себя? Отчего ж прямо так и не выразился? – наконец выпалил он.

Очевидно, ему очень хотелось добавить что-то еще, однако его преподобие лишь с горечью покачал головой и сел. Испепеляя друг друга взглядами, ни он, ни судья даже не пытались скрыть презрения к сопернику.

– Итак, – продолжал судья, – преподобный Смит, будьте любезны, ответьте: нет ли у вас причин для отказа от исполнения обязанностей второго советника?

Преподобный Смит покачал головой.

– Нет, сэр, – отвечал он, смущенно покосившись на преподобного Картера. – Я согласен помочь правосудию всем, чем смогу.

– Прекрасно, – подытожил капитан Мур, указывая на кресло по соседству с судьей. – Садитесь сюда.

Преподобный Смит, кивнув, сел за судейский стол.

– Стало быть, мы готовы? – спросил судья капитана.

Капитан Мур кивнул.

Мировой судья Уотсон дважды ударил по столу молотком, и ропот в зале утих.

– Преподобный Смит, – обратился судья к проповеднику, – не будете ли вы любезны открыть разбирательство дела молитвой?

И вновь преподобный Смит вздрогнул, вновь бросил смущенный взгляд на преподобного Картера, так как прекрасно понимал, что это явное оскорбление в его адрес, но быстро взял себя в руки, поднялся и начал читать молитву, тут же подхваченную паствой. Как только молитва подошла к концу, капитан Мур принял от судьи Уотсона пергамент, обошел стол, остановился перед заполненными скамьями, повернулся к Абите и звучно откашлялся.

– Абита Уильямс, вдова Эдварда Уильямса, прошу вас встать.

Абита, судорожно вдохнув, затаила дыхание.

«Господи… вот оно. Началось», – подумала она и, опираясь на кресло, чтоб не тревожить поврежденную ногу, поднялась на ноги.

– Перед лицом Господа нашего, – громогласно объявил капитан Мур, – вы обвиняетесь в сношениях с Дьяволом… величайшим врагом Божьим и человеческим… в сожительстве и сообщничестве с духом-фамильяром, а также… в склонности к черной магии и нечестивому ведовству.

Удивляться тут было нечему, однако, произнесенные столь торжественно, у всех на глазах, обвинения капитана разили в самое сердце. Чувствуя, как подгибаются колени, Абита вцепилась в кресло, что было сил.

– Абита Уильямс, что вы ответите на сии обвинения?

Абита на миг зажмурилась, набрала в грудь побольше воздуха, подняла веки и устремила взгляд прямо в лучащиеся лютой, беспощадной жестокостью глаза капитана.

– Невиновна по всем пунктам, – твердо ответила она. – В сношениях с Сатаной я никогда в жизни не состояла.

– Прекрасно, – нисколько не удивившись, подытожил капитан Мур. – Можете сесть.

Абита вновь опустилась в кресло.

– Свидетель Ансель Фитч! Представьте суду имеющиеся у вас доказательства.

Ансель кивнул, зашуршал разложенными перед собой листами пергамента, отыскал нужный, откашлялся и поднялся.

– О том, что Абита промышляет торговлей всевозможными дьявольскими соблазнами – зельями, амулетами, заговорами – прекрасно известно всем. Вот тут у меня список, – объявил он, показав пергамент собравшимся. – Истинность всего этого готовы подтвердить под присягой очевидцы ее злокозненного поведения, более дюжины членов нашей общины. И это, сэр, только начало. Всего-навсего кончик клинка. Ибо я видел собственными глазами и могу засвидетельствовать, что Абита Уильямс сообщалась и сообщается с духом-фамильяром, посланным ей в помощь Дьяволом.

По залу волной прокатился ропот.

– С позволения вашей чести, я предоставлю слово двум первым моим свидетелям.

Судья Уотсон благосклонно кивнул.

– Уоллес и Исаак Уильямсы, прошу вас, встаньте.

Уоллес с сыном поднялись со скамьи. Опухоль на лице Уоллеса несколько спала, но бледную, точно тесто, кожу все еще украшала обильная россыпь ярко-алых волдырей вперемешку со следами жал.

– Уоллес Уильямс, – продолжал Ансель, – готов ли ты собственными словами рассказать суду о том, чему ты, юный Исаак и я стали свидетелями во дворе дома Абиты?

– Готов, – подтвердил Уоллес. – Э-э… ну, дело проще простого. Зная о дьявольских склонностях Абиты и об ее обидах на меня и мою семью, я счел необходимым привести на ее ферму свидетелей. И очень, очень правильно сделал, так как увиденное всеми нами превзошло худшие мои опасения. Она… Абита, сидя на крыльце, шепталась, советовалась с… с бесом… со своим фамильяром, прислужником самого Сатаны. И вот, видим мы: ну и ну, они вдвоем, вместе венок плетут! Да не какой-то обычный венок – венец ведьмы!

– Ложь это все! – вскричала Абита. – Они просто хотят…

– Молчание, женщина! – велел капитан Мур, шагнув к ней и положив руку на эфес шпаги. – Говорить, пока не спросят, тебе не позволено. Понятно?

Абита полоснула его испепеляющим взглядом, но придержала язык, изо всех сил стараясь успокоиться, напоминая себе, что слова тут бесполезны, что все это попросту балаган… однако, до глубины души возмущенная этакой несправедливостью, задрожала всем телом.

– Минутку, Уоллес.

С этими словами Ансель натянул перчатку, сунул руку в принесенный с собою мешок, извлек из мешка венок, над которым трудилась Абита, и поднял его повыше, чтоб все смогли разглядеть.

По залу вновь прокатился ропот.

– Скажи, Уоллес, это тот самый венок?

– Тот самый.

– Скажи, Исаак, венок тот?

– Тот самый, – подтвердил и Исаак.

Ансель опустил рукоделье Абиты на стол.

– И это еще не все, – объявил он. – Ибо Уоллес, вне себя от увиденного, вступил с Абитой, творящей неподобающее, в открытую схватку. Поступок весьма безрассудный, это уж точно, но объясняется он возмущением злодеяниями женщины, призывающей на головы нашей общины самого Сатану. И вот тогда Абита при помощи своего беса сотворила над ним черное колдовство. Это я, клянусь перед Господом, видел собственными глазами, как и стоящий здесь, перед вами, юный Исаак.

Исаак закивал.

– Она призвала к себе пчел и науськала их на отца. И пчелы напали на него, причем самым противоестественным образом.