Амели Вэнь Чжао - Алая тигрица [litres]

Не сказав больше ни слова, она повернула за угол и исчезла.

Только тогда Рамсон позволил себе прислониться к стене, тяжело дыша. Он провел рукой по ране на плече. Железный осколок, которым его пронзила Сорша, все еще был там, и его пальцы стали липкими. Он понял, что его кровь растеклась до самого локтя.

Шуршание ткани – Ана подошла и встала рядом с ним. Капли дождевой воды прилипли к ее темным ресницам, когда она прижала руку к его раненому плечу.

– Боги, – пробормотала она. – Как много крови.

Рамсон хрипло усмехнулся.

– Я думал, тебе понравилось видеть, как я истекаю кровью.

– Только если я являюсь причиной этому, – сказала она невозмутимо.

– Осторожнее, Ведьма. У тебя начинает появляться чувство юмора. – Она бросила на него сердитый взгляд и проигнорировала его. Ее пальцы холодили его кожу, когда она ловко стягивала с его плеча испорченную рубашку. От нее пахло ветром, штормом и морем, и у него кружилась голова так, что он не мог сказать, было ли это от потери крови или от ее близости.

– Будет больно.

Без предупреждения она вытащила осколок железа из его плеча. Голова Рамсона закружилась от боли, пол под ним накренился. Он почувствовал, как ее руки обхватили его и удержали, когда он покачнулся, и мягко прижали к стене.

– Ммф, – проворчал он, чувствуя, как тепло пропитывает рукав его рубашки. Он чувствовал покалывание в плече, тепло в венах, когда Ана положила руку на его рану. Он приоткрыл один глаз и посмотрел на нее затуманенным взором.

Ее радужки покраснели, брови нахмурились в том сосредоточенном взгляде, которым он так дорожил, и она обрабатывала его рану, совершенно не подозревая, что он наблюдает за ней.

Он мог бы оставаться таким вечно, упиваясь ее видом и зная, что почти потерял шанс когда-либо увидеть ее снова. «Я вижу, как ты на нее смотришь, – сказал его отец. – Любовь делает нас слабыми, мальчик».

Его мысли вяло кружились. В самых трусливых уголках его сердца была правда, которую он просто не хотел пока видеть. Ибо любовь, как всегда учил его отец, – это нечто такое, что следует уничтожить. В любви не было места эгоизму.

А Рамсон всегда клялся, что будет жить только для себя.

Словно услышав беспорядочный поток его мыслей, Ана посмотрела на него из-под ресниц.

– Я остановила кровотечение, – сказала она. Она откинула прядь волос с лица. – Но тебе все равно понадобится целитель.

– На это нет времени, – он осторожно потрогал свое плечо. Боль была свежей, но начинала отступать, превращаясь в тупую пульсацию. Мир вокруг него успокоился. – Мы должны остановить переворот.

Он оторвался от стены и, прихрамывая, пошел по коридору. Ана последовала за ним, пробираясь сквозь обломки и груду железа.

– Она сняла ошейник, – заметила она.

Рамсон собирался ответить, но слова застряли у него в горле. Они добрались до покоев его отца.

Ана заглянула в открытую дверь.

– Там много крови, – тихо сказала она.

С этого угла коридора за телами охранников через слегка приоткрытую дверь в кабинет, Рамсон мог видеть своего отца.

– Дай мне минутку, – поймал он себя на том, что говорит, выпрямляясь. Словно во сне, он пересек холл и направился в покои своего отца.

Детали, которые он не заметил раньше, теперь заполонили его разум, когда он обвел взглядом комнату. Стены были такого же темно-бордового оттенка, как и всегда. Стол из темного вишневого дерева, за которым он сидел много лет назад.

Казалось, что прошла целая жизнь, и совсем не было того момента, когда он швырнул свою кружку о стену, посмотрел на отца и как на бога, и как на чудовище, и поклялся никогда не становиться таким, как он.

Рамсон опустился на колени возле тела отца. Вокруг него была лужа крови, растекавшаяся по полу, но все, что видел Рамсон, – это странный изгиб его рук и ног, то, как смотрели его глаза, а рот все еще был открыт от удивления.

Лежа вот так на полу, он меньше походил на монстра в тени. Он был просто человеком, который истекал кровью и умирал.

Рамсон протянул руку и закрыл отцу глаза и рот. После смерти лицевые мышцы адмирала расслабились, и впервые, насколько Рамсон мог вспомнить, его отец выглядел умиротворенным.

Внезапное движение в другом конце комнаты привлекло его внимание. На подоконник, как снег, посыпались лепестки с маленьких белых цветочков. Они закружились в воздухе на мгновение, прежде чем приземлиться на пол.

«Знаешь, я тоже любил твою мать».

– Ты тоже любил ее, – пробормотал Рамсон, слова были странными на вкус во рту. Тоже .

Это была возможность, о которой он никогда не задумывался – что он может на мгновение перестать думать о себе, чтобы заботиться о ком-то другом. Что он может поставить чьи-то потребности выше своих.

Имели ли монстры и люди, сделавшие неправильный выбор, способность любить? И заслуживали ли они ответной любви?

Рамсон встал.

– Ине веррон тейн ауст Соммесревен, – сказал он. Это была брегонская прощальная фраза для мертвых, которую бормотали на похоронах, когда зажигали свечи и отправляли близких плыть по извилистым рекам или великому, извилистому морю.

«Увидимся в Соммесревен».

Рамсон уже собирался уходить, когда что-то на полу привлекло его внимание. Это были остатки золотого кольца его отца, ключа, который Сорша использовала для своего ошейника. Она полностью расплавила его, золото прилипло к полу, не более чем капля металла. Она уничтожила ключ, символ контроля, который Роран Фарральд сохранял над ней.

Но Рамсон не думал о ключах и символах. Его взгляд вернулся к телу отца, туда, где на полу лежала лента из черного камня, приоткрытая, как замок.

Его осенила идея: страховка на случай, если их план пойдет наперекосяк.

Рамсон пересек комнату и поднял ошейник, не пострадавший от сильного огня Сорши. Он был холоднее льда на его коже, Рамсон расстегнул ремень и продел его в петлю. Он тяжело давил ему на бедра.

Он повернулся и вышел из комнаты, с тихим щелчком закрыв за собой дверь.

Ана ждала его снаружи, скрестив руки на груди. Она выпрямилась при его появлении.

Рамсон кивнул.

– Время пришло.

Ана держала свою силу родства наготове, пока они спешили через штаб-квартиру военно-морского флота, их шаги неестественно громко отдавались в безмолвных коридорах. Здание опустело. Большинство придворных собрались в Годхаллеме, ожидая переговоров с ней.

Что делало их легкой добычей для переворота Керлана.

Пока они шли, Рамсон рассказал ей о схеме торговли аффинитами адмирала Фарральда с Морганьей, о том, как Сорша предала отца и королевство.

Невероятность их цели ощущалась как петля, все туже и туже обвивающаяся вокруг шей.

– Линн и Кис освобождают аффинитов, ставших жертвами торговли, пока мы говорим, – сказала Ана, когда они завернули за угол. – Но у Сорши есть два сифона – один на ней, а другой в руке.