Рошани Чокши - Бронзовые звери [litres]

– Ты знаешь, насколько это древняя статуя? – спросил Энрике, указывая на золотую киннару.

Мальчик покачал головой.

– Ей, по меньшей мере, семь тысяч лет.

Глаза мальчика округлились. И почему у детей такие большие глаза? Энрике не понимал, зачем продолжает все это рассказывать.

– Хочешь… подержать ее?

Мальчик оживленно закивал.

– Отлично, – сказал Энрике. Он достал запасную пару перчаток из кармана. – Очень важно с особенным почтением относиться к таким предметам. Ты держишь в руках кусок времени, и потому надо обходиться с ним очень осторожно.

Мальчик с важным видом натянул перчатки. Он издал негромкий восхищенный возглас, когда Энрике вручил ему статуэтку.

– Она называется киннара, – объяснил Энрике. – Это существо наполовину человек, наполовину птица. Считалось, что их бесплотные духи наблюдают за людьми в моменты опасности, оберегая их. Почти как ангелы.

Мальчуган вскинул брови.

– Наверное, они больше, чем ангелы?

Энрике был поражен. Он сдержался, не став доказывать мальчику с чувством презрительного превосходства, что ангелы не могли выглядеть как золотая статуэтка в руках мальчика. Но дети были совсем другими. Всем своим крохотным существом они были более открыты к принятию необъятности этого мира, в то время как взрослые с возрастом лишались этого дара.

Энрике вдруг захотелось показать мальчику другие предметы, просто, чтобы увидеть его реакцию.

– А хочешь взглянуть на канопы [15]? В них хранили внутренние органы египетских фараонов! – Мальчуган едва не задохнулся от восхищения.

Ух ты.

– Подожди, я…

Но было поздно. Мальчуган понесся прочь по коридору, скрывшись за дверью. Энрике пытался не обращать внимания на острую боль обиды, отвернувшись от входа в галерею. Он подумал, что больше не увидит этого мальчика, но пару минут спустя до него донесся топот множества ног. Он медленно обернулся, увидев в дверях, по меньшей мере, дюжину детей, уставившихся на него. А впереди стоял взволнованный, запыхавшийся белокурый мальчуган.

– Мы хотим увидеть канпропы!

– Канопы , – машинально поправил его Энрике.

Он взглянул на море сияющих, ждущих лиц. Даже его лучшие зрители никогда не выглядели столь очарованными.

– Генрих говорит, что в них хранили внутренние органы египетских фараонов, но это не может быть правдой, – сказала одна девочка, скрестив руки на груди. Она немного помолчала. – …Или может?

Энрике медленно приблизился к канопе, слегка прикоснувшись к ней.

– Генрих прав. Наша история начинается около пяти тысячелетий назад…

Вскоре Энрике обнаружил, что дети жутко ненасытны.

Когда он рассказал им о религиозном значении канопы, они тут же пожелали узнать об ужасных загробных мирах обитающих в них монстрах. Затем им захотелось узнать о богах и богинях разных земель, чьи имена они никогда не слышали. И каждое открытие они встречали, радостно хлопая в ладоши, демонстрируя неподдельное удивление. Его лекция ни на мгновение не наскучила им. И с каждым новым историческим фактом или новой историей Энрике представлял, как их воображение начинает двигаться в разных направлениях.

В конце концов, детское любопытство коснулось и его персоны.

– А что случилось с вашим ухом? – спросил один из детей.

Энрике коснулся льняной повязки, закрывавшей остатки уха. Рана больше не болела, и все же отсутствие уха по-прежнему заставало его врасплох.

– Я слышал, что он сражался с медведем, охранявшим сокровища, и так и потерял ухо…

– Это ложь! – воскликнул другой. – Медведи не охраняют сокровища. Вот драконы, да.

Энрике расхохотался. Дети засыпали его вопросами, и он едва успевал на них отвечать.

– Расскажите нам еще одну историю! – сказал один ребенок.

– А здесь есть мумии? Вы видели их?

– А можно мне посмотреть на мумию?

Едва только Энрике успокоил их, начав рассказ о египетском боге Озирисе, слегка сократив ее, потому что она не совсем подходила для детей такого возраста, как в галерею вошла темнокожая женщина в меховой накидке.

– Я нашла их!

За ней следовала целая вереница взрослых, выкрикивавших имена своих отпрысков.

О боже, подумал Энрике. И решил, что если эти родители разгневаются и потребуют назвать его имя, он представится как Северин Монтанье-Алари.

Один за другим родители уводили детей.

– Нет, я хочу остаться! – заявила одна девочка. – Мы слушали о мумиях!

Один мальчик в знак протеста уселся на пол.

– А вы расскажите нам еще что-нибудь завтра? – спросил один мальчик, прежде чем его уволокли родители.

Серьезный белокурый мальчуган попятился назад, пытаясь спрятаться за коробками. Его мать, высокая женщина с копной темных волос, рассмеялась, вытаскивая его оттуда.

– Дети, похоже, в восторге от вас, – сказала она. – Надеюсь, они не слишком вас утомили.

– Они… они нисколько меня не утомили, – ответил Энрике.

Напротив, за последнее время это оказалось самое забавное происшествие в его жизни. Искреннее детское любопытство, словно огонь в печи, согрело его изнутри, и их рвение к знаниям возродило его желание вновь вернуться к своим исследованиям и по-новому взглянуть на них.

– Как вас зовут? – спросила женщина.

– Сев… я хотел сказать, Энрике, – ответил он. – Энрике Меркадо-Лопес.

– Что ж, я очень вам признательна за вашу столь обширную лекцию. У меня чувство, что вы произвели на сына огромное впечатление, и теперь я еще долго буду об этом слышать от него, – широко улыбаясь, произнесла женщина. – Генрих? Скажи этому замечательному профессору спасибо.

– О, я не профессор… – возразил Энрике, но, похоже, его никто не услышал.

– Спасибо, профессор Меркадо-Лопес, – сказал мальчик.

Энрике вздрогнул. Он и представить не мог, как ему понравилось слышать звучание этих слов.

– Спасибо тебе, – ответил он, чувствуя, как сжимается сердце.

– Я ЗНАЮ, ЧЕМУ ХОЧУ ПОСВЯТИТЬ ЖИЗНЬ, – несколько часов спустя объявил Энрике.

Он стоял в дверях библиотеки, где они с Гипносом и Зофьей договорились встретиться, чтобы пойти на ужин. Зофья мешала кочергой угли в камине, а Гипнос свернулся калачиком в кресле с бокалом красного вина.

Гипнос вскинул бровь.

– Делать младенцев?

– Нет!

– Ты не хочешь детей? – спросила Зофья.

– Сейчас пока нет, – сказал Энрике. Гипнос сделал большой глоток вина.

– Красть младенцев.

– Боже, нет! – воскликнул Энрике. – Это не имеет никакого отношения к младенцам! Ну, возможно, это немного связано с детьми, но…

– Вот теперь я окончательно запуталась, – сказала Зофья.

– Думаю, мне бы хотелось преподавать, – сказал Энрике, прежде чем Гипнос и Зофья неправильно истолковали его слова. Он торопливо произнес: – Мне нравится, что знания вдохновляют людей думать самостоятельно и смотреть на мир по-другому. Я хочу не просто попытаться изменить мир, донося свои идеи до других людей… Мне хотелось бы помочь им научиться мыслить по-другому. Мне кажется, только так и могут возникнуть долгосрочные перемены, и еще мне кажется, что из меня получился бы неплохой профессор.