Антон Пешкин - Голый край [СИ]

Друид усмехнулся.

— Сказка? Поклонись Эйве, духу жизни и Северного лета.

Мы вышли на небольшую полянку, где огоньки в медленном танце кружили вокруг белоснежной медведицы, спящей на большом, покрытом рунами камне. Ее мех покрывали виноградные лозы, из спины прорастали цветы, пшеница и трава, а голову украшали два огромных оленьих рога, обвитых цветущей цветочной лозой. Она медленно разлепила глаза, и свет ее глубоких голубых глаз заставлял почувствовать себя жалкой букашкой рядом с могучим духом.

Друид поставил меня на землю и низко поклонился. Я последовала его примеру и увидела, как медведица лениво склонила голову в ответ, а затем вновь положила большущую морду на лапы и уснула.

От шока я не могла вымолвить ни слова.

Я не оказалась в прошлом. Я оказалась в другом, совершенно невероятном мире.

По бледным щекам у меня медленно скатывались слезы восхищения.

Лето пролетело незаметно. Как и каждый год, как и сотни лет до этого, для взрослых оно прошло в труду на полях и в море, для детей — в играх и радости, а для меня… Просто скажем, что у меня свое счастье.

В этом году на праздник пришедшей осени я пришла уже на своих двоих, держа за руки своих родителей. Все так же лилась веселая музыка, пелись песни, и люди танцевали в отблесках большого костра, с надеждой на будущее, провожая теплое время года. После легенды, услышанной от Хьялдура, этот праздник воспринимается совсем по-другому: это не просто повод повеселиться или мольба о скором тепле, это дань памяти древним предкам, что покорили север. Дань памяти храброй девушке, отдавшей жизнь за то, чтобы каждый год снег таял и наступало теплое лето.

Холода пришли так же быстро, как и раньше. Медленно, но верно жизнь в деревне угасала, люди будто бы впадали в спячку — все реже слышались на улицах деревни радостные крики детей и пьяных взрослых. Однако поселение еще не уснуло окончательно, ведь наступление осени означало наступление сезона сбора урожая. Предстоял последний, трудный, но необходимый рывок перед наступлением морозной северной зимы.

— Папа, я хочу помогать! — я дернула за рукав старика.

— Майя, цветочек наш, как же ты поможешь? — отец ласково улыбнулся. — Ты ведь еще совсем кроха.

— Тогда я посмотрю!

— Ох-хо, почему же тебе интересны такие странные вещи? — папа по-доброму усмехнулся. — То травы, то урожай. Или тебе нравятся растения, милая?

— Не странные, а важные! — я скрестила руки и обиженно надула щеки. — Я скоро вырасту и буду много помогать.

— Вот умничка! — весело сказал отец и потрепал меня по макушке. Это меня подкупило, и я, довольная собой, широко улыбнулась. — Слышишь, Хельга? Твоя дочь станет великой женщиной!

Я посмотрела на мать, которая наматывала на свои тонкие ножки портянки, подбитые мягкой травой. Она, глядя на нас, не смогла скрыть улыбки, полной гордости за свою дочь. Удивительно, что родителей и вправду не волновал тот факт, что я опережаю свое развитие на добрых три-четыре года, хотя здесь, возможно, сыграл свою роль тот факт, что я была первым ребенком в семье. Интересно, сколько лет моим родителям?

— Значит, хочешь посмотреть как собирают урожай? — улыбнулся папа и одной рукой поднял меня за подмышки.

Я ловко, привычным движением обвила, как могла, его торс короткими босыми ножками и уверенно кивнула в ответ.

— Тогда идем собирать! — весело ответил отец и поцеловал меня в щеку. — Хельга, ты готова?

— Да, идем. — спокойно ответила мама.

На ногах у нее красовались пусть и бедноватые, но умело сплетенные лапти, под которыми ноги плотно обвивали чистые портянки. Пару раз замечала в деревне людей, которые ходят в кожаной обуви, которая больше напоминает что-то вроде сделанных из тонкой дубленой кожи носков, стягиваемых при помощи веревочки. Судя по всему, даже такая простая обувь надевалась разве что на праздники и различные гулянья, а на уборку полей надевали обыкновенные лапти.

Нашей дружной, маленькой семьей мы бодро шагали через деревню. В ту же сторону, что и мы, шли еще несколько человек, которые встретились нам по дороге, но, судя по всему, все остальные были уже на полях. Папа все так же нес меня на руках, и лишь когда тропа, петляя между домов, протянулась за деревню куда-то в поле, он посадил меня себе на плечи. Я, держась за его длинную, жесткую светлую косу, заплетенную мамой, жадно разглядывала мир за деревней. Впереди простиралась огромная, казалось, опустошенная чем-то пока еще зеленая равнина. Тут и там виднелись валуны, сверху донизу исписанные повторяющимися рунами, а через какое-то время мы набрели на столб, на котором висел изуродованный скелет человека с неестественно вывернутыми ребрами.

— Пап, это кто? — я показала пальцем на несчастного.

— Не смотри, вороненок. — буркнул отец.

— Ну кто это? — продолжала донимать его я, дергая за косу.

— Это человек, который…

— Я знаю что такое мертвец, папа. А кто он был живой?

— Откуда? — удивленно переспросил папа. — Это тебе друид такие гадости рассказывает?

— Я подслушала, — хитро сказала я, надеясь съехать с темы.

Если так подумать, полуторагодовалому ребенку неоткуда было узнать о смерти, по крайней мере при мне о таком не разговаривают. Но сделаем вид, что я узнала про что-то подобное совсем недавно.

— Что ж… Этот человек… — начал было отец.

— Борт! — мама слегка шлепнула ему ладонью по губам. — Не рассказывай такое ребенку!

— А что? — возмутился он. — Она сама спросила, ей интересно. Кто я такой, чтобы скрывать от нее правду?

— Мам, мне интере-е-есно-о-о! — я начала канючить. Обычно это работало.

Мама недовольно вздохнула и закатила глаза. Я улыбнулась, довольная своей маленькой победой.

— Так вот! — снова начал папа. — Этот человек убил другого человека. Это было еще до того, как ты появилась у мамы в животике. В деревню пришли люди ярла собирать зерно, но он не захотел ничего отдавать и напал на них. Одному он успел разбить голову, но остальные…

— Борт! — громко воскликнула мама.

— Ва-а-ау! — восхищенно протянула я, буквально пожирая взглядом скелет.

Так значит здесь есть люди, достаточно смелые, чтобы сопротивляться этому тирану-ярлу!

— Майя, это ведь плохо! — так же громко воскликнула мама.

— Но те люди тоже делают плохо! Они хотели у нас забрать покушать, а я…

— Ты это помнишь? — удивленно переспросила мама.

Я кивнула в ответ. Мать непонимающе посмотрела мне в глаза, но я лишь улыбнулась, высунув язык. Как всегда, это сработало, и морщинки на лбу мамы мгновенно разгладились, а светлое лицо озарила улыбка.