Антон Пешкин - Голый край [СИ]

Драккар чужеземцев неспешно приближался к берегу. Его старые, грубо вырезанные из вековых деревьев доски стонали, скрипели даже от легких порывов ветра, а парус шумел, словно жесткие волосы моей мамы на ветру. Я со страхом и волнением смотрела на потемневшую от сырости древесину, на измученные лица людей, выглядывающих на меня из-за бортов корабля. Дети, женщины, мужчины — все они были похожи на нас, но кожа их была темнее, грубее, а лица у большинства были покрыты пятнами оспин.

Лучше всего я смогла разглядеть лицо человека, стоящего на носу драккара, словно безмолвная горгулья — это был сухой, словно выточенный из дерева мужчина с длинными усами, завязанными в узел, и абсолютно гладким подбородком. Из-под меховой шапки у него торчали редкие седые волосы, а взгляд измученных серых глаз словно пронизывал меня насквозь.

Но не его взгляд заставил мое сердце биться чаще. Не его дыхание заставило маленькую птичку в моей груди ожить и звонко запеть.

Измученный, как и остальные, побитый, с потемневшим лицом на меня смотрел мой отец.

От улыбки его потрескавшихся, разбитых губ моя голова будто бы горела изнутри, а по щекам хлынули горячие слезы.

Он… жив.

Мой папа жив!

Я бросила лук и резко вырвалась вперед. Хьялдур что-то крикнул мне вслед, но я уже не слушала никого и ничего. Сейчас ничего не было так же важно, как то, что мой папа жив!

Ледяная вода опутала мои ноги, бежать было трудно, но я рвалась к кораблю, который теперь словно сиял в лучах закатного солнца. Запнувшись о камень, я упала лицом в воду, но тут же вскочила обратно на ноги.

— Папа! Папа!!! — кричала я, сплевывая соленую воду и мокрые волосы, липнущие к лицу. — Папа!

Борт с трудом поднялся на ноги, кто-то на корабле поддерживал его. Выглядел он совсем плохо — бледный, в синяках и ссадинах, а вместо правой руки виднелся лишь окровавленный обрубок, перетянутый веревкой. Плевать, на все плевать, он поправится! Главное, что он жив!

— Ну-ка, Майя! — Хьялдур подбежал ко мне и обхватил обеими руками, оттаскивая обратно на берег.

Я стала брыкаться, вырываться из его хватки, но что могла маленькая девочка противопоставить силе взрослого мужчины?

— Отпусти! Там папа! Папа! — закричала я.

— Майя!

Первым с корабля спрыгнул усатый мужчина. Судя по всему, он был старостой этих людей.

Все вставало на свои места. Мы были не единственными. Не первыми и не последними. Война затронула и другие деревни, и жители одной из них бежали, как и мы, но преуспели в этом куда лучше.

— Мое имя — Кнуд Оденсон. Я…

— Папа-а-а! — не унималась я. Пошел он к черту, этот ваш Кнуд, дайте мне моего отца!

Усатый мужчина покраснел и взглянул на меня. Такое обращение явно смутило его, и я услышала, как Офа устало вздохнула.

— Это дочь берсерка? — спросил он.

Хьялдур кивнул, и Кнуд понимающе кивнул в ответ. Он щелкнул пальцами, и пара крепких мужчин помогли Борту встать на ноги. Он опирался на них и вместе они кое-как спустились на берег, и в этот момент я впилась зубами в ладонь друида и наконец-таки вырвалась из его хватки.

— Папа! — я бросилась к отцу, падая перед ним на колени и обнимая его ноги.

Мужчины отпустили его, и он медленно опустился на колени вместе со мной. Оставшейся рукой, казалось, еще более огромной, чем я запомнила, он крепко обнял меня, прижимая к себе. А я все не могла перестать плакать — от звука биения его сердца становилось тепло и спокойно внутри, и лишь от одного этого чувства безопасности я рыдала как никогда до этого.

Все проблемы мира могут идти к черту. Форр фан да, как говорят на севере! Пусть взрослые решают, кто прав, кто виноват, и что нам делать, а я хочу просто побыть с отцом.

Ночь быстро опустилась на фьорд, укрывая его густой, уютной тенью. Мохнатые лапы еловых ветвей укрыли беженцев из двух деревень, и под этим пышным покрывалом танцевали слабые отблески костров. Спать сегодня никто не собирался — слишком многое нужно обсудить, слишком многие хотят выговориться.

Мое же место в этой ночи было рядом с отцом и матерью. Впервые за несколько безумных дней я почувствовала то, что уже начала забывать — я снова была в кругу семьи, в безопасности, у тепла огня. Папа хоть и был слаб, но тоже не мог уснуть — он лежал на коленях Хельги, своей жены, и с улыбкой смотрел на зареванное лицо своей непутевой дочери. А я смотрела в ответ, улыбаясь и сдерживая слезы радости. Даже мама теперь улыбалась, а ведь такого не было довольно давно. И все из-за меня.

Все произошло из-за меня.

— Пап, а как ты остался жив?

Отец хрипло усмехнулся и тихо, сдавленно закашлял. Затем он повернул голову набок и указал рукой на заднюю часть шеи, откуда, глядя на меня пустыми глазницами, улыбалась татуировка черепа.

— Они не убивали. Калечили и забирали в плен.

— А ты..?

— Меня нельзя пленить. Людей с такой меткой никто не посмеет сделать рабом, — папа вздохнул и поцеловал маму в живот, а она стала гладить его грязные, пропитавшиеся кровью и потом волосы. — Воины нашего Ярла не успели подойти вовремя, но они были там. Пришли как раз тогда, когда мне хотели разрезать грудь и вытащить наружу ребра.

— Борт, не рассказывай такое дочери… — зашептала мама, на что папа лишь ухмыльнулся.

— Твоя дочь, свет мой, видела вещи и похуже. Да, вороненок?

Я слабо улыбнулась и кивнула.

— Но зачем они так? Зачем убивать..?

— Это не просто война, Майя. Это уничтожение. Они шли через каждую деревню в округе, убивали всех больных, старых, а детей, женщин и здоровых мужчин забирали с собой. А земля… Землю оскверняли ритуалом. Они вырывают людям ребра и вытягивают наружу еще бьющееся сердце, заставляя жертву смотреть, как приходит смерть. Это темный, темный ритуал…

— Форр фан да… — прошептала я.

Отец, услышав, как я матерюсь, хрипло засмеялся, но смех его прервал сильный кашель.

— Ох, вороненок… Отобрали наш дом, и земля теперь там…

— Проклята?

— Как были леса, где ты получила этот шрам.

С этими словами отец осторожно прикоснулся рукой к моему лицу, к длинному, уродливому шраму, перечеркнувшему мою красоту.

— Теперь там только злые, неспокойные духи. Несчастный Ульк…

Мама крепче обняла отца, прижала к своему телу, будто бы пытаясь защитить. На мгновение мне показалось, будто бы он сейчас заплачет, но этот гигант лишь тихо хрипел и иногда сдавленно кашлял, все так же глядя на мое лицо и слабо улыбаясь.

Тогда я и поняла, что большего мне и не надо. Да, у меня грандиозные планы и цели, однако для счастья мне нужно одно — видеть лицо этого вечно пьяного идиота, знать, что он всегда защитит меня, какая бы ни была опасность, и что бы ни поджидало в самой темной ночи.

— Кхм-кхм, — вдруг раздался голос Хьялдура прямо надо мной. — Майя, идем.