Антон Пешкин - Белый край [СИ]

Взглянув на нас с Кунниктом, Дургальф со злостью плюнул себе под ноги и, ругаясь себе под нос, вышел из дома, громко хлопнув дверью.

И лишь стоило ему уйти, как я обогнула Кунникта и подбежала к закрытым ставням на окнах, прижимаясь щекой в холодному дереву. Через узкую щель я видела множество людей, собравшихся на склоне горы, к которым вышел ярл, что-то тихо говоря.

Действительно ли для правителей существовали такие ужасные обычаи? Красное яблоко — традиция, согласно которой молодожены обязаны вывесить простынь с каплями крови на ней после брачной ночи как доказательство невинности невесты. Но в нашей дереве, да и в деревне кораблестроителей никто не делал подобного. Относится ли это к Скагену в целом, или же это своего рода требования, необходимые для получения власти, мне было неизвестно, но факт оставался фактом — зевак я явно огорчила.

Отходя от окна и падая на стул, я тяжело вздохнула, закрывая лицо ладонями. Что со мной стало? Как я могла попасть в подобную ситуацию? И главное: что теперь будет делать ярл? При всем моем уважении к чистому и доброму сердцу Кунникта он все же был не в моем вкусе. Форр фан да, да я бы с Кирой с удовольствием провела первую ночь, но не с умственно отсталым мужиком!

"Да, вот это звучит как неплохой вариант", — раздался голос мертвеца в моей голове.

Заткнись уже. Это из-за тебя, из-за того, что ты в моей голове, я испытываю такую неприязнь к мужчинам.

И ведь это было чистой правдой: я могла видеть в мужчинах братьев, друзей, союзников, но никак не любовников. И это было не столько отвращение, сколько страх и непонятное отторжение. Словно я все еще сама была мужчиной.

— Майя, — тихо окликнул меня муж. — Ты испугалась?

— Нет... Да. Не совсем. Не знаю, — отрывисто ответила я и помотала головой. — Не хочу никогда видеть твоего отца.

— Ладно, — спокойно ответил Кунникт и сел напротив меня.

Я вздохнула, пытаясь не думать о том, что произошло вчера, и где я сейчас нахожусь. И больше всего, разумеется, я старалась выкинуть из головы то, с кем именно я сейчас нахожусь. Я вспоминала свой дом, своих друзей. Вспоминала то, чего достигла за последние шесть лет, а ведь вспомнить действительно было что. Но всякий раз из моего транса меня выводило одно и то же: вздохи, покашливания и причмокивания, которые издавал Кунникт.

— Ты хочешь что-то сказать? — я подняла взгляд на него, глядя из-за раздвинутых пальцев.

— Покушать надо, — спокойно сказал он.

— Хм, — я слабо улыбнулась, выпрямляясь и глядя на узкую полосу света, пробивающуюся через щель в ставнях. — А знаешь, согласна с тобой. Знаешь, где можно перекусить?

Кунникт пожал плечами.

— Я ел у папы дома.

— Та-а-ак, хорошо... — протянула я, почесывая голову. — А папе еду откуда приносили?

— Мясо готовили дома... Мама еще постоянно ругалась с Марией, ей не нравилось, как она готовит. Хлеб приносили из города...

— Из города, говоришь? — сразу же оживилась я, привстав и нависая над столом. — А знаешь откуда?

— Не-а, — пожал плечами он.

— Сходим проверить? — улыбнулась я.

— Ага, — так же безэмоционально ответил Кунникт.

Сразу же после этого я вскочила со стула и тут же стала накидывать на себя верхнюю одежду. Обувь я так и не сняла на ночь — слишком быстро отрубилась из-за усталости и стресса, так что уже через минуту я была готова выходить. У Кунникта же с этим возникли проблемы.

— Майя-я-я... — протянул он негромко. — Позови завязать кого-нибудь.

— Хм? — я непонимающе взглянула на него.

Мой муж сейчас сидел на краю кровати с кое-как намотанными на ноги портянками, пытаясь понять, как завязать две ленты в узел. И, как ни прискорбно, пока что он не мог ничего придумать и, видимо, был готов сдаться.

— Боги... — вздохнула я и опустилась перед ним на колени. — Ты не умеешь завязывать портянки?

— А ты умеешь?

— Умею, конечно, — невольно улыбнулась я. — Смотри, ты неправильно сделал. Так, сначала ставь ногу вот сюда... Ага, правильно. Потом туго затягиваешь вот так. И сюда. Видишь?

— Угу, — промычал Кунникт.

— Дальше вот так... И затыкаешь. Понял?

Я подняла взгляд и увидела, как этот огромный, сильный, как медведь, парень огорченно покачал головой, тихо вздыхая.

— Ладно, ничего, ничего... — вздохнула я. — Давай, обувайся и пойдем. Эй, ну ты чего?

Поднимаясь, я увидела, как по щеке Кунникта, сверкнув, быстро пробежала слезинка. Его лицо искривилось, он громко шмыгнул носом, готовый расплакаться.

— Ну ты чего, м? — неожиданно для самой себя обеспокоенно спросила я, положив руку ему на плечо. — Ты расстроился?

— Просто... Просто... — шмыгая носом и едва сдерживая плач, ответил он. — Просто мама... Так же рассказывала, показывала... Прям как ты...

И после этих слов он не выдержал, гулко завывая и захлебываясь собственным плачем. Все его громадное тело вздрагивало от каждого неровного вздоха. Как бы он ни выглядел, стоит признать, что он все еще оставался всего-навсего ребенком, который не понимает этот четырежды проклятый мир. И, не в силах сопротивляться своим инстинктам, я присела на кровать возле него, приобнимая обеими руками и поглаживая по косматой голове. Он прижался ко мне в ответ, к моему плечу, и очень скоро мех моей шубы стал мокрым от его слез.

— Тш-ш-ш... — тихо прошептала я. — Все будет хорошо... Ну, ну...

— Когда... — сквозь слезы промычал он. — Когда мама... Ушла... На небо... Папа такой злой стал...

— А давно это было?

— Не зна-а-аю... — протянул он, рыдая.

И после этого я уже не решилась задавать ему еще больше вопросов, которые причинили бы ему боль. Он и так достаточно настрадался от своего неугомонного папаши — надо же такое придумать — отправить сына-инвалида в военный поход! Хотя, наверное, как воин Кунникт как раз-таки был хорош. Во всяком случае, хоть он и уступал по размерам и мускулатуре гиганту Снорри, но был несколько крупнее обычного мужчины. Обычного, разумеется, в рамках этого города — своего отца я в расчет не беру, тот тоже был необычайно огромен.

Так мы и просидели с Кунниктом еще, наверное, час, прежде чем он окончательно успокоился. За все это время он не сказал больше мне ни слова, будучи погруженным в свои собственные мысли. И хоть я и догадывалась, о чем, а вернее, о ком он думал, все же как я могла понять так сильно отличавшегося от меня человека? Все, что сейчас в моих силах, это хоть как-то помочь ему отвлечься от всего этого, забыться. И желательно без алкоголя.

— Кушать пойдем? — в конечном итоге промычал он, отлипая от моего плеча.

— Да, идем, — я слабо улыбнулась.

Выходя, я поймала себя на мысли, что хоть меня и должна мучить совесть из-за того, что я, по сути, использую этого ребенка для того, чтобы попасть в город, я все-таки не ощущала ровным счетом ничего. И то ли дело было в его отце, то ли это я так очерствела за последнее время, но факт оставался фактом — я лишь двигалась вперед по плану, не оглядываясь на людей, по чьим головам я шла.