Антон Пешкин - Белый край [СИ]

Возвращаясь домой уже ближе к вечеру, когда красное солнце стало клониться к закату, а на небе собирались темные тучи, горящие огнем от лучей закатного солнца, я чувствовала, что на сердце у меня лежит огромный груз. Двери домов вокруг меня закрывались, на многих из них чернели темные пятна — криво нарисованные углем символы ворона. Наверное, так люди хотели поздравить меня со свадьбой или же, быть может, благодарили Уна за спасение их детей.

И лишь когда мы подходили к своему дому, у меня в голове промелькнула странная мысль. Тучи на небе все продолжали сгущаться, и первые тяжелые капли упали мне на лоб, скатываясь по худому лицу со шрамом. Но гроза гремела не только в далеких, высоких небесах, но и в моей голове.

Зачем людям рисовать на дверях своих домов метку бога раздора? Зачем рисовать мою метку?

Кунникт лег на кровать, отвернувшись лицом к стене, и я тихо присела рядом на край.

— Майя, — тихо обратился он ко мне. — А ты знаешь сказки?

— Знаю, — так же тихо ответила я. — Про что хочешь?

— Про что-нибудь счастливое.

— Будет тебе сказка, Кунникт, — я слабо улыбнулась и медленно провела рукой по его волосам.

Ложась рядом с ним, я принялась вспоминать все те сказки и легенды, которым меня учил старик Хендерсон, скальд из нашей деревни. Большинство сказок севера были совсем не про счастье, но про кровь, месть и холод. Такая уж была наша жизнь, и детей с ранних лет готовили к тому, чтобы они все это выдержали.

— Расскажу тебе... — протянула я полушепотом. — Про одного мальчика. Первого мальчика, который начал петь.

— М-м... — тихо протянул Кунникт и медленно кивнул.

— Жил-был один мальчик, которого звали... Звали Унфрик. И мальчик это был необыкновенный, потому что он был первым, кто придумал сделать из стебля кишивицы дудочку, а из своих слов — прекрасную песню...

Я медленно рассказывала Кунникту легенду об Уне, не упоминая о всем том дерьме, которое с ним в конечном итоге произошло. Не нужно это мальчику в теле взрослого, нет. В сказке, что я придумана лишь для него, мальчик Унфрик завоевал сердце принцессы своей прекрасной песней, а ее отец, ярл, был так восхищен его голосом, что дал свое благословение.

— И жили они долго и счастливо, — закончила я.

На несколько секунд в темной комнате повисла мертвенная тишина. Лишь с улицы доносился лай собак и шаги где-то вдалеке. Но наконец Кунникт тихо спросил:

— А мы тоже будем долго и счастливо, Майя?

Я вздрогнула, когда услышала, как с гор донесся плач волчонка. А за ним еще один, протяжный, полный скорби. И еще один, последний. Грозный, смелый, зовущий.

— Да, Кунникт. Долго и счастливо.

Я медленно приобняла лежащего рядом со мной мужчину, изо всех сил стараясь сдержать слезы. Кунникт не сопротивлялся, позволяя моим рукам нежно гладить его волосы и крепкую шею.

— Я сделала тебе подарок... — тихо прошептала я и разжала кулак, в котором сжимала оберег из волос.

— Красивый, — тихо ответил он.

— Позволь мне... — так же тихо произнесла я, всхлипывая и обхватывая концы оберега двумя руками.

Тонкая, крепкая нить обвилась вокруг его шеи. Я крепко сжала ее и в последний миг прильнула губами к уху своего мужа, нежно целуя.

— Прости меня... — сквозь слезы прошептала я и резко потянула за концы оберега.

Кунникт дернулся, схватился руками за свое горло, пока я душила его. Своими огромными кулаками он стал махать в воздухе, пытаясь ударить меня, и в конце концов попал мне в живот. Но я не отпускала. Сквозь слезы и боль я продолжала тянуть, продолжала душить его, пока, наконец, огромное тело не начало слабеть. Удары становились вялыми, едва ощутимыми, и вскоре огромные руки безвольно упали на кровать. Беззвучно рыдая, я продолжала тянуть, пока его сердце не остановилось.

В конце концов, я отпустила его и сама безвольно упала на пол, сжимаясь в крошечный клубок, обхватывая свои колени и содрогаясь от плача.

— Прости меня... Прости меня... — продолжала стонать я сквозь слезы, не в силах успокоиться.

Вокруг было тихо, словно и не было воя волчонка. Словно это все мне почудилось, и я зря лишила жизни ребенка, застрявшего в теле взрослого.

Но вдруг послышался до боли знакомый голос. Прямо за дверью, тихий, зовущий голосок той, которую я нарекла своей сестрой.

— Майя! — полушепотом позвала Кира. — Майя, выходи скорее! Форр фан да...

Снаружи послышались шаги, и я, вытирая слезы рукавом, подбежала к окну. Сквозь щель в ставнях я видела Киру, чье лицо было скрыто глубоким шерстяным капюшоном, и воина ярла, приближающегося к ней.

Я побежала, было, к двери, уже приготовившись распахнуть ее, как вдруг услышала, что Кира заплакала. Никогда до этого я не слышала ее плача, и даже так он казался мне наигранным и неискренним. Быть может, именно потому, что в жизни этой девочки не было слез, я и не верила ей.

— Дяденька-а-а! — взвыла она.

Приоткрыв дверь, я увидела, что она уселась у двери, обхватив колени и пряча лицо.

Воин подбежал к ней и поставил свое копье у стены.

— Что случилось? Девочка, ты из рабынь ярла? Что стряслось, а? — обеспокоенно начал он, нагнувшись над ней.

Но Кира только этого и ждала. Резким, отточенным движением она выхватила из-под плаща каменный нож и резко всадила его в горло воину. Сдерживая смех, рвущийся из ее груди, она пару раз провернула его в мягкой плоти и ударила второй рукой воина в грудь, заставляя труп упасть на промерзлую тропу.

Я резко распахнула дверь и схватила Киру за плащ, пытаясь втянуть внутрь, как вдруг послышался еще один голос:

— Эй! Форр фан да! — закричал другой воин, натягивая тетиву.

Я ничего не успела сделать, когда стрела со свистом пронеслась совсем рядом, пронзая насквозь темный плащ Киры. Она упала на спину, огромное красное пятно быстро разрасталось по ее белой рубахе под плащом.

Воин побежал в нашу сторону, и я приготовилась было дать ему отпор, но руки мои дрожали от страха и непонимания. Как такое могло случиться?! Как она могла вот так вот просто умереть, черт возьми?!

Воин усмехнулся, глядя на бездыханное тело Киры, под которым быстро увеличивалась лужица свежей крови.

— Что, спасла тебя твоя по... — начал он, но не успел закончить, отчаянно взвыв от невыносимой боли.

Кира вдруг вскочила на ноги и стрелой, что пронзила ее тело, стала раз за разом быстро вонзать в пах противника. Тот упал от боли, хватаясь за свое мужское достоинство, и в этот момент Кира вскочила ему на грудь и схватила его за волосы. Несколько резких ударов головой об твердую землю прекратили его страдания.

Я непонимающе смотрела на Киру, чья одежда насквозь пропиталась ее и чужой кровью, но она лишь хищно улыбнулась мне в ответ. Рукой она залезла себе под рубаху, доставая оттуда что-то склизкое и ярко-красное.