Антон Пешкин - Белый край [СИ]

Но вместо этого Вигдис зажгла от двух кремней небольшой трут, а от него — три масляные лампы, стоящие в выбитых в стенах полочках. Комнату хоть и не залил яркий свет, но теперь Варс хотя бы мог видеть лицо огромной суровой женщины. Вскоре она также взяла в руки копье — разумеется, тренировочное, без наконечника.

— Скажи-ка мне, Варс, — Вигдис подошла к нему вплотную и положила руку на плечо, нагнулась, глядя ему прямо в глаза. — Тебе нравится Майя?

— А? — непонимающе взглянул на нее мальчик. — То есть? Ну, как бы... Она умная и...

— Красивая? — Вигдис неожиданно тепло улыбнулась. — Еще б у Борта дочка вышла уродиной. Ну, не красавица, конечно, врать не стану, но...

— Красивая... — неуверенно кивнул Варс, перебивая Вигдис.

Женщина удивленно посмотрела ему в глаза, а затем вдруг залилась добрым, полным материнской заботы и любви смехом. Она потрепала его поседевшие волосы и отошла на пару шагов назад.

— Молодец! — улыбалась она. — Как знала, что ты ее любишь. Ну зачем еще сюда кто попрется, верно?

— Ну... — неуверенно произнес Варс. — Вообще-то, я мог сам..!

— Да-да, — отмахнулась Вигдис. — Хватит уже. Если любишь, то учись защищать, понял? Я тебя научу, если захочешь, нет — проваливай. Но если согласишься... Чтоб ни одного волоска с ее головы не упало, понял, мелкий?!

Варс выпрямил спину, расправил плечи. Мысли о Майе грели его душу и сердце, наполняли уверенностью. Вмиг он вспомнил все — зачем пришел сюда, зачем подвергает себя опасности, а если быть точнее — ради кого. И в тот же миг все стало ясным, он уже знал, что делать дальше.

— Да! — уверенно ответил он, хватаясь за копье обеими руками.

— Вот и молодец! — ухмыляясь, воскликнула Вигдис. — Нападай, выпердыш полуросликовый!

Варс кинулся на Вигдис, а та стала отражать его удары. Комнату в глубинах крепости наполнили звуки боя, вскрики боли мальчика и смех его командира.

А сверху, сидя в бойнице, за этим наблюдал древний дух. Ворон, укрывшись белыми крыльями, смотрел на то, как подрастает защитник его подопечной.

Серебро, захватившее его крылья и хвост, все дальше и дальше медленно распространялось по его телу. Он знал — грядут большие перемены.

Всю ночь я провела в бреду. Уже и не счесть, сколько раз со мной случалось подобное — тело, уставшее от страха, просто проваливалось в глубокий сон. Но в этот раз мне не снились далекие страны, я не чувствовала запахов пряностей, не видела людей, которых никогда не знала. Мне снился лишь тот, дороже кого для меня не было никого в этом мире.

Но папа ничего мне не говорил. Он лишь молчал, улыбался и смотрел на меня. Я пыталась докричаться до него, пыталась сказать хоть слово, но не могла выдавить из себя ни звука. И все, что мне оставалось в итоге, так это смотреть на его добрую, вечно немного пьяную улыбку. Вспоминать силу его рук, его огромный рост, которому завидовали даже другие мужики-северяне. Думать о том, как все могло бы сложиться, будь он жив.

На мгновение мне стало стыдно, что в своих снах я никогда не видела матери, Хельги. Она всегда пыталась меня защитить, наверное, даже больше, чем Борт, но делала это по-своему. Для нее я так и осталась ребенком, который творит глупости и нарывается на проблемы, от этого она и хотела меня защитить. Но Борт... Он был другим. Он не пытался защитить меня. Он учил меня защищаться, позволял расти над собой и становиться лучше. Поэтому память о нем так для меня дорога.

Но все проходит. И этот сон прошел. Меня словно вытянули из него, забрали из того места, где я наконец чувствовала покой и безопасность. И, проснувшись, я увидела недовольное лицо Снорри.

— Вставай, ворона, — проворчал он. — Пора уже.

Очнувшись, я снова оказалась в царстве мрака и ужаса. Это место не было создано для людей, и я никак не могла понять, почему некоторые добровольно приходят сюда и здесь же остаются. Вигдис, Бруни, старуха Надья — все они порой казались мне безумцами. Но, видимо, было здесь нечто, чего я до сих пор не поняла.

Пошатываясь и подрагивая от холода, я медленно поднялась со своего места. Спящие женщины вокруг недовольно ворчали, кто-то даже проснулся и хотел силой выгнать Снорри из женской спальни, но куда им до великана Гнилого фьорда. Самый взрослый из пиявок отказывался уходить без меня.

Дабы не испытывать судьбу, я не стала одеваться там, лишь взяла свои тряпки и шкуры, которые местные ласково называют одеждой, и вышла в коридор.

Дорога до комнаты с человеком во льдах прошла в тишине. Снорри очень старался не показывать это, но я видела на его лице сомнения. Будь он хоть трижды великаном и силачом, даже для него вчерашние события были слишком уж запоминающимися. Как бы парень психическое расстройство не поймал, вот главная проблема.

Варс и Кира уже ждали нас внизу и даже начали откалывать куски льда с замерзшего гейзера бронзовыми ломами. Я поздоровалась с ними и тоже принялась за дело — хоть мне и было сейчас паршивее некуда, все же нельзя было заставлять друзей делать всю работу в одиночку.

Правда, стоит признаться, я все время отвлекалась, глядя на пиявок. Снорри все так же пытался сохранять каменное выражение лица, чем все больше напоминал каменную голову с острова Пасхи. Кира же, чего и следовало ожидать, к работе подходила с энтузиазмом — непонятно, что на нее так повлияло, или, быть может, ей и вовсе вчерашняя резня пришлась по вкусу, но она как всегда широко улыбалась и напевала себе под нос незатейливую мелодию.

Но больше всех меня беспокоил Варс. Даже здесь, в полумраке, я могла видеть, что его волосы приобрели иной оттенок, словно страх пережитого впитал в себя весь цвет из его пшеничного взъерошенного гнезда на голове. Сейчас же они если и не стали седыми, то были очень близки к этому — тусклые, почти белые они теперь напоминали голову глубокого старика, нежели мальчишки. Более того, Варс был вялым, то и дело шипел от боли и словно вот-вот норовил упасть и уснуть крепким сном. Неужели вчерашний бой настолько вымотал его физически? И я не припомню, чтобы мертвецы хоть раз его задели, не говоря уж о том, что болело у него явно все тело.

Так или иначе, вскоре работа была закончена. Напоследок я снова заглянула в бурлящий омут на лицо того, кто дает нам тепло. Кем он был? Почему лежит здесь? И почему, черт возьми, его сердце горит? Вопросов, как всегда, становилось все больше, а ответов на них так и не было.

После того, как лед был расколот, мы поднялись наверх, в столовую. Кира бежала впереди всех, принюхиваясь к запаху вареного мяса и злаков, и ей он явно нравился. А вот меня, сказать честно, едва не вырвало — я чудом сдержалась, когда вспомнила, чьим именно мясом мы здесь питаемся.