Антон Пешкин - Белый край [СИ]

— Так, открывай!

Нефострат открыл глаза и уставился на деревянную руку. Медленно поднял ее перед своим лицом, повертел, глядя на нее как ошарашенный. Словно он и не верил, что такое возможно.

— Майя, это…

— Ага! — улыбнулась я. — Намучилась я с ней, знаешь ли. Вот тут отверстие, туда можно продеть копье, всяко будет подспорьем здоровой руке. А вот тут…

Договорить я не успела. Парень кинулся мне на шею, крепко обнимая и подрагивая всем телом от плача. Он негромко всхлипывал, не прекращая благодарить меня, а мне вот от такой сцены было слегка неловко. В конечном итоге я хлопнула я его спине и отодвинулась.

— Ну, осваивайся. У тебя не так много времени, учись с ней обращаться. И постоянно не носи — снимай как можно чаще, как минимум для сна, иначе рука начнет гнить. Если что, я помогу надеть.

— Спасибо… — глядя на меня глазами, полными слез счастья, тихо сказал он.

Жизнь продолжалась. С приходом полярного дня в крепости наконец-таки воцарилось хоть какое-то подобие мира — не было постоянной угрозы нападения, часовые на стенах часто позволяли себе заснуть на посту, и даже Вигдис закрывала на это глаза.

У меня же из головы никак не вылетало то, что повторяли наши павшие братья. О каком черном глазе они говорили? Почему никто не обсуждает это, никто не пытается понять что это, собственно, такое?

Побороть эти мысли мне удалось лишь на праздник летнего солнцестояния. В Белой крепости, как выяснилось, вполне себе отмечали праздники, поэтому за пару дней до этого гарнизон начал приготовления.

За день до праздника к крепости приплыли торговцы из, как выразилась Надья, «странного народа». Для меня, впрочем, в них было мало странного — как и красное племя, эти люди жили в заснеженной тундре и даже на ледниках. Они часто приплывали к Белой крепости летом, когда оттаивало море и путешествовать становилось безопаснее, однако даже не пытались с нами торговать. Вместо этого эти люди приносили в крепость еду и шкуры в виде подношения.

Странным же в них, по мнению гарнизона, было то, как они выглядели. Отнюдь, у них не было странных одежд, да и голыми они не ходили, вот только ни на северян, ни на южан похожи не были. Их лица были круглыми, кожа красной, а разрез глаз был точь-в-точь как у северо-восточных народов России. Словом, всякий раз, когда эти молчаливые и, казалось, вовсе не говорящие на нашем языке приплывали к нам на своих длинных лодках, воины крепости старались не попадаться им на глаза, просто на всякий случай.

Я же, впрочем, вышла на стену, чтобы поприветствовать гостей. Всего их было четверо, по двое на лодку, и на каждой лодке они везли с собой большие мешки с провиантом. Когда они подплыли почти вплотную к айсбергу, я скинула вниз веревку, на которую юноша, сидящий в одной из лодок, привязал, как оказалось, тяжелый мешок.

— Спасибо! — крикнула я ему.

В ответ он взглянул на меня снизу вверх, переглянулся с товарищем в лодке, словно не понимая, почему я вообще с ним заговорила. Впрочем, вскоре он едва заметно улыбнулся и сделал незнакомый мне жест рукой — приложил ко лбу три пальца и провел ими до правой щеки.

Вскоре они уплыли, а мы с Надьей принялись разгружать провиант, который был в мешках. Нельзя сказать, чтобы в них было что-то особенное, но, впрочем, гости привезли нам большое количество замороженной красной рыбы, и из одной из них мне даже удалось вынуть ястык с красной икрой.

— Брось это, Майечка, — ласково сказала мне Надья. — Вон, в требуху.

— Икру выбросить?! — воскликнула я. — Старуха, это ж самое вкусное!

Надья лишь тяжело вздохнула, взглянув на меня, как на совсем уж безнадежную неумеху, и махнула рукой.

Зато я уже знала, что я буду делать.

К празднику солнцестояния мы наготовили большое количество еды — хлеба, мяса, бульона и чая из лишайника. Хлеб, к слову, был здесь гораздо вкуснее, нежели в моей родной деревне — лепешки не обжаривались и не запекались, а готовились на пару в отсутствие огня, отчего и получались нежными и мягкими. Пока Надья занималась остальными блюдами, я принялась нарезать готовые лепешки на равные куски, их обмазывать расплавленным оленьим жиром в отсутствие масла и щедро добавлять к этому красную икру. Возможно, соратники побоятся такое есть, но у меня уже был на это план.

Когда праздник наконец пришел, большая часть гарнизона собралась в обеденном зале. Столов у нас не было, поэтому чаны с варевом и блюдами мы с Надьей ставили прямо на ледяной пол, когда приходила пора их выносить. И всякий раз, когда мы выносили очередное блюдо, зал взрывался гомоном одобрительных криков.

— Майя! — закричал Бруни. — Хорош уже, айда к нам!

— Сейчас-сейчас! — засмеялась я. — Парни, завяжите мохнатому глаза!

— Эй-эй, это вот зачем?! — завопил Бруни, когда на него со смехом набросились другие парни. — Эй, я не любитель такого!

И пока они разбирались с моим волосатым другом, а Надья наконец присоединилась к празднику, я отправилась на кухню за миской с бутербродами. Это был, пожалуй, первый раз, когда присутствующие не встретили меня одобрительным свистом, а вместо этого молча смотрели на подозрительно выглядящее блюдо.

— А чего все притихли? — с подозрением спросил Бруни. — Чего музыка затихла, э?

— Да как бы…

— Держите-держите его, — не унималась я. — Бруни, ты ж мужик, а?

— Ну…

— Рот открой.

— Зачем?

— Твою ж мать, Бруни. После чистки сортира тебя еще что-то смущает?

Воины вокруг тихо засмеялись. Бруни, проворчав что-то себе под нос, нехотя открыл рот.

Я же только этого и ждала — тут же сунула бутерброд с икрой ему в рот, а второй рукой вдарила по подбородку, заставляя начать жевать.

И если поначалу соратник под выжидающие взгляды остальных поморщился от непривычного вкуса и консистенции, то вскоре, распробовав, удивленно воскликнул:

— Еб твою мать, это ж вкусно!

Собравшиеся удивленно переглядывались, никто не понимал, что происходит.

— Бред, — фыркнула откуда ни возьмись появившаяся на горизонте Вигдис. — Ну-ка дай сюда!

Она схватила с тарелки бутерброд и, зажав нос, откусила. Как и Бруни, она сперва поморщилась, но вскоре на ее лице я увидела нечто новое, эмоцию, которую Вигдис еще не показывала — удовольствие.

— Шоленый, фука, ворон! — с набитым ртом воскликнула она, запихивая в рот еще один бутерброд. — Вкуфно!

И когда командир подтвердила, что опасаться нечего, на меня буквально набросились остальные, требуя бутерброд на пробу:

— Мне, мне!

— Мне оставь кусочек, птичка!

— И мне один!

Я, не сдерживая эмоций, во весь голос засмеялась. Впервые с моего прибытия в крепость мне было по-настоящему весело и радостно здесь находиться, и я была счастлива, что смогла хоть как-то скрасить соратникам унылые дни пребывания в этой ледяной тюрьме. Как-никак, а крепость была даже без ворот, так что мы здесь были заперты.