Антон Пешкин - Белый край [СИ]

Когда же все бутерброды были съедены, все животы набиты, и вся припасенная брага выпита, начались танцы. Кто-то из девушек достал тагельхарпу, и заиграла веселая энергичная музыка. Я кружилась в танце то с одним, то с другим товарищем — да даже с девушками, особенно с моей любимой рыжей бестией. Кира вообще была здесь, пожалуй, энергичнее прочих — ее батарейка никогда не садится, и от усталости она, в отличие от других, так и не упала, все плясала и плясала.

Последним, кто пригласил меня на танец, был Варс. Он, как и прежде, был застенчив, из-за чего мне пришлось напрямую спросить, хочет ли он станцевать, на что он мне не ответил, но схватил за руку и пустился в пляс. И было в нем сейчас что-то другое, что-то, что сильно поменялось с нашего сюда прибытия. В его движениях стало больше уверенности, он не боялся заглянуть мне в глаза, а щеки розовели у него теперь явно не от смущения, а скорее от радости.

Наконец, когда ноги заныли, словно свинцом налитые, я упала на мягкую шкуру, тяжело дыша. Недалеко от меня разлеглась Вигдис, которая все это время наблюдала за праздником из самого темного угла комнаты, не принимая в нем активного участия.

— А ты молодец, — вдруг сказала она, не поворачивая головы в мою сторону. — Оправилась. Я думала, уйдешь.

— Не могу я уйти, — вздохнула я. — Я здесь не по своей воле.

— Тебя хотят все ярлы Севера, знаю, — кивнула командир. — Торговцы приносят не только товары, но и новости. Наворотила же ты делов, малявка.

— Что есть, то есть, — улыбнулась я в ответ.

Праздник постепенно сходил на нет, теперь все отдыхали и общались на отвлеченные темы. Снорри соревновался с Бруни в силе, поднимая соратников из гарнизона, Кира, натанцевавшись, свернулась калачиком на шкуре и уснула, а Варс и вовсе куда-то запропастился. Наступила пора спокойно посидеть в кругу друзей, рассказать пару историй и вспомнить былое.

Вигдис же молчала. Тишина с ней, впрочем, не доставляла дискомфорта — словно ты чувствовал, что этому человеку свойственно мало говорить и много молчать. Но поговорить все-таки хотелось, и поэтому я спросила ее:

— Вигдис, а что это за черный глаз такой? Все о нем говорят, но я, видимо, что-то упустила.

Вигдис медленно повернула голову в мою сторону. На ее лице явно читалось беспокойство, даже тревога. Она отчаянно вглядывалась в мои глаза, словно пытаясь что-то понять из моего взгляда, а затем негромко, чтобы остальные не услышали, спросила:

— Майя… Что тебе снится с приезда в крепость?

Шли недели, сливаясь в месяцы. Я все больше привыкала к той жизни, которая возможна в Белой крепости. Жаловаться пусть и было на что, но я все-таки сама выбрала этот путь. Да и потом, это все-равно проще, чем умереть и переродиться в теле младенца.

С приходом лета, особенно когда горечь от утраты товарищей стала сходить на нет, моральный дух гарнизона быстро рос. В ледяных залах и коридорах снова звенели шутки, иногда доносился отборный мат Вигдис и ворчание старухи Надьи. Даже Снорри и Варс, которые, пожалуй, переживали не меньше меня, постепенно обвыклись и снова стали улыбаться. Особенно сильные перемены я заметила в младшем из братьев — он стал куда больше времени проводить со взрослыми мужчинами, учился общаться и грубить, смеяться и злиться. И пусть он все меньше тянулся ко мне, я была счастлива, что он наконец-таки становился настоящим мужчиной — набирался силы и храбрости, что для меня оказалось невероятно сложной задачей.

Вскоре после праздника солнцестояния ранним утром меня разбудил звонкий смех Киры, навалившейся на меня всем телом.

— Сестренка! — закричала она, яростно расталкивая меня и пытаясь разбудить.

— Да-да, встаю... — сонно ответила я, стараясь прикрыться шкурой.

Как и всегда, день начался с того, что мы сбили лишний лед над водяным гейзером. Вечный защитник крепости все так же безмолвно лежал под толщей кипящей воды, а его сердце билось в унисон с сердцами всех нас. Этот утренний ритуал, заменивший нам привычное умывание, стал теперь уже чем-то нормальным и знакомым. Более того, умыться можно было и водой из источника, нужно было лишь разбавить ее, чтобы не обжечься.

К этому времени меня перестала раздражать даже моя работа. Чем больше я занималась рубкой мяса, тем проще и привычнее это становилось. Не сказать, чтобы это было необходимым навыком в моем последующем путешествии, но могу уверенно заявить, что тесаком я теперь орудовала как никто другой.

И всякий раз, вспоминая про то, какой путь мне предстоит через несколько лет, я задавалась одним и тем же вопросом: а готова ли я? Победить Коммунахту и их приспешников это одно, но вот действительно отправиться на юг, общаться с людьми других народов и культур — совсем другое. Я быстро поймала себя на мысли, что, несмотря на тот факт, что многие из защитников крепости не были северянами, до сего момента я даже не пыталась спросить их об их родине. Так, разве что слышала, что за Коммунахтой находится государство, называемой Гетской вольницей, еще дальше — Западное царство, но что это были за страны, я не знала вовсе. А идти в абсолютную неизвестность без каких-либо навыков или знания языка, пожалуй, слишком опасно.

— Надья, а Надья, — обратилась я к старухе.

— Чего, Майечка? — ласково отозвалась она.

Всякий раз, как она заговаривала со мной этим милым, заботливым тоном, мне едва удавалось сдерживать смех. Всех остальных эта милая старушка поносила трехэтажным матом и ругала за каждую крошку на полу и лишь ко мне, как к своей помощнице, относилась с добротой. Впрочем, как мне кажется, она была добра сама по себе, просто не показывала этого, чтобы ее не посчитали слабой.

— Да я вот тут подумала, — протянула я, не зная как подойти к теме разговора. — Ты ведь из народа гетов, да?

— Да, дочка, оттуда, — кивнула она и рукавом вытерла пот со лба. Все-таки на кухне было очень и очень жарко. — Из деревушки под Ставкой.

— Ставка — это город? — уточнила я.

— Город-город, — ответила Надья. — Самый большой. Вот там гетман, вожак наш, и сидит, вожакует.

— Понятно, да... — протянула я, все-еще не зная, как бы поделикатнее попросить ее об услуге. — И язык у вас, наверное, сильно отличается?

— Сильно, да, — кивнула старуха. — Хотя вот в Коммунахте, в ваших краях, его лучше понимают.

— А я вот тут подумала... А почему бы мне ваш язык не выучить, Надья?

— Тебе? — удивилась она. — А зачем же он тебе, доченька?

— Да я, как бы... Собиралась мир повидать, когда из крепости уйду. Ну, через пять лет-то.

— А, ну тогда учи, это правильно.

Надья, судя по всему, была удовлетворена своим ответом и не поняла, к чему я клоню. А вот меня такой расклад не устроил — в конце концов, именно с ней я общалась больше всех в крепости, и именно во время работы я могла бы проводить время с пользой, обучаясь языку гетов.