Джо Аберкромби - Мудрость толпы [litres]

– Я позабочусь, чтобы на него выписали ордер, – проговорила Судья, поблескивая глазами, – но, как это ни прискорбно, Первый из магов находится вне нашей досягаемости. Вы закончили?

– Я умоляю суд проявить терпение! У меня остался еще один обвиняемый, худший из всего набора. Мерзейший из всех мерзавцев! В последнюю очередь, но с наибольшим пылом, я обвиняю… самого себя!

И он широко раскинул руки, словно приглашая толпу расстрелять его из луков и арбалетов. Послышались смех и даже аплодисменты, хотя и шутливые.

– Я был ленив! Я был тщеславен! Я был мелочен, как моя мать, и нерешителен, как мой отец. Я мог бы сделать что-то хорошее, но мне было не до того. Я мог бы добиться мира, но был слишком занят любовью. Я мог бы сделать Союз замечательным местом! Если бы не был так безнадежно пьян… У меня нет сомнений, что в истории я останусь не просто последним королем Союза, но также худшим из его королей, а мое краткое царствование будет названо самым катастрофическим…

Раздался гулкий удар, двери в дальнем конце прохода распахнулись, и на верхнюю ступень, пошатываясь, шагнул запыхавшийся сжигатель в заляпанном красной краской доспехе. Судья вскочила на ноги, занеся над головой кувалду, словно собиралась швырнуть ею в непрошеного посетителя.

– Я сказала, чтобы нас не прерывали!

– Но там роялисты! – завопил он, съежившись. – Приближаются к Агрионту!

– Там что ?!

– Они уже в городе! Под предводительством маршала Фореста!

Поднявшийся шум не мог бы остановить никто.

– Роялисты? – ахали одни.

– Измена! – вопили другие.

– Форест?! – визжали третьи.

– Куда подевался гребаный Молодой Лев? – вопросила Судья.

– Он с ними!

На мгновение даже она потеряла дар речи. Как и все остальные. И, глядя на ошеломленные лица на скамьях представителей, от граждан Хайгена и Ишера до удивительно популярного нищего, избранного от Трех Ферм, Орсо знал, что каждый из них отчаянно пытается решить это новое уравнение, вычислить, в чем заключаются его насущные интересы и, соответственно, какую конкретно смесь эмоций следует выставить на обозрение. Он подозревал, что в этот момент люди меняли стороны быстрее, чем когда-либо, с тех пор, как его отца так неожиданно избрали на трон.

Те, кто был наиболее предан Великой Перемене, в смятении потрясали кулаками и орали. Некоторые из бывших лордов не выглядели удивленными и, тем более, недовольными. Большинство предпочло – пожалуй, благоразумно, – не показывать своих чувств и подождать развязки. Однако наверху, на галереях для публики, мнения высказывались более откровенно.

– Молодой Лев! – выкрикнул кто-то. (Это звучало очень похоже на громогласную поддержку.)

– Любимица трущоб! – раздался женский голос. – Ты спасла мне… – (Голос оборвался резким взвизгом.)

– Свобода! Свобода! – (Кому? От чего? Никто не объяснил.)

Публикой овладело лихорадочное возбуждение. Нечто вроде безумия, где смешались надежда, страх и ярость – может быть, сродни тому, что было в тот день, когда ломатели захватили город. Люди рвались к выходу – одни стремились к безопасности, другие к своим семьям. Другие пробивались к ограждениям галерей, чтобы огласить свое негодование или одобрение.

– Смерть аристократам!

– Хватит кровопролитий! Хватит кровопролитий!

– Долой Великую Перемену!

– Вешай всех!

– Сволочи!

Прозвучал даже жалобный выкрик: «Да здравствует король!» Был ли кричавший чересчур откровенным человеком, полным безумцем или же загодя сделал ставку на новую реальность – определить было невозможно.

– Ну, в его гребаном здоровье я сильно сомневаюсь, – процедила сквозь зубы Судья.

Она указала на Орсо пальцем, на котором блестело, по крайней мере, четыре краденых обручальных кольца:

– Поскольку вам так не терпелось обличить себя ради вашей возлюбленной сестрички, теперь вы можете совершить вместе с ней последний прыжок. Капрал Хальдер, свяжите этого мудака!

Судя по его виду, Хальдер скорее предпочел бы выскользнуть через боковую дверь, но привычку к повиновению было трудно перебороть. Вместе с одним из своих товарищей он заломил Орсо руки за спину, и веревка больно впилась в его запястья. Тем временем Броуд вывел Савин из загородки и тоже связал ей руки, выпятив тяжелую челюсть и неподвижно глядя перед собой налитыми кровью глазами.

– Сжигатели, ко мне! – заверещала Судья.

Они начали стягиваться изо всех концов зала – с представительских скамей, с галерей для публики, со своих постов возле стены, где они несли охрану. Мужчины и женщины в заляпанной красным одежде, в забрызганных красным доспехах, с фанатическим огнем, по-прежнему горящим в глазах. Мужчины и женщины, которые предпочли бы сгореть заживо, чем видеть возвращение хоть какой-то версии старого Союза.

Хальдер схватил Орсо под локоть и повел к проходу. Человек восемьдесят сжигателей обступили их плотным кольцом, обнажив клинки. Судья яростно выступала во главе шествия.

Дверь под плечом Вик задрожала, раздался треск ломающегося дерева.

Значит, они принесли топор и, судя по ощущениям, немаленький. Она подумала о том, как долго они с Горстом смогут удерживать эту дверь. И сколько сжигателей находится по ту сторону. И что случится, когда они окажутся внутри. Ответы ни на один из этих вопросов ей не нравились.

Удары топором прекратились, и внезапно дверь снова толкнули еще сильнее, чем прежде, так что Вик едва не плюхнулась на пол.

Она запихала в скобы обломки копья вместо отсутствующего засова, но они плохо подходили, гнулись и вываливались. Снаружи доносились голоса, один из них задавал ритм:

– Давай! Давай! Давай!

Раздался тихий скрежет, и Вик, охваченная холодным ужасом, увидела, как одна из скоб отходит от дверного полотна: проржавевшие гвозди вылезали из треснувшего дерева под давлением снаружи.

– Здесь все прогнило! – прошипела Вик сквозь стиснутые зубы.

В двери приоткрылась щелка, потом она стала шире, надсадное кряканье с другой стороны стало слышнее.

Горст встретился с ней взглядом, и Вик почувствовала, что они пришли к одному и тому же заключению: им недолго удастся держать эту дверь закрытой.

– На счет «три», – прошептал он, продолжая подпирать дверь плечом, но вытаскивая второй рукой короткий клинок, – мы откроем.

– Что-о?!

– И примем бой.

Дверь рывком продвинулась еще на палец. Что-то проскользнуло в щель, так близко, что Вик пришлось отодвинуть голову и скосить глаза, чтобы разглядеть его. Острие копья. Его использовали как рычаг, чтобы открыть дверь.

– Один, – пропищал Горст.

Вик в последний раз пихнула дверь и откатилась назад, схватив с пола свою окровавленную дубинку.