Джо Аберкромби - Мудрость толпы [litres]

– Ш-ш-ш… Тише, тише… Все хорошо…

Через какое-то время, когда его всхлипывания начали утихать, она обхватила ладонями его щеки, подняла его голову и посмотрела ему прямо в глаза, спокойно и серьезно. Она вытерла слезы с его лица, провела кончиком большого пальца по заживающим царапинам.

– Что, было так плохо? – спросила она.

– Да уж, – просипел он. – Ничего хорошего…

Она улыбнулась своей улыбкой, освещавшей весь мир. Настолько близкой к нему, что он мог видеть ее даже без своих стекляшек.

– Но теперь я вернулся.

– Да. Теперь ты дома.

И он снова принялся плакать.

Стук открытого Май гроссбуха заставил Броуда вздрогнуть. Ему тотчас вспомнилась кувалда Судьи, когда она объявляла приговор. Он говорил себе, что она мертва. Что она будет последней в истории, кого сбросили с Цепной башни. Ров уже заполняли водой, уровень поднимался все выше, и пятна на дне с каждым днем уходили все дальше в глубину. Народный Суд сожгли до основания, до головешек. Он сам это видел. Однако никак не мог поверить по-настоящему. Все время ждал окрика Судьи, велящей ему притащить к ней какого-нибудь болвана, избить какого-нибудь болвана в назидание другим болванам. Все время ожидал услышать, как она говорит ему: «Ты мой».

Он попытался спрятать свое смятение за шуткой, заглядывая Май через плечо, глядя на аккуратные столбики цифр, которые у него не было никаких шансов понять:

– И все-таки, как по мне, складывая чужие долги, на жизнь не заработаешь.

Она подняла голову от книги и улыбнулась ему, и он улыбнулся оттого, что может вызвать на ее лице улыбку. Думая о том, как это удивительно – что человек, сотворивший все то дурное, что сотворил он, мог приложить руку к сотворению чего-то настолько хорошего, как она. Когда он оставил их в Инглии, Май была тощей, угловатой, сплошные плечи и локти. Теперь ее волосы отросли, лицо округлилось. Она выглядела совсем женщиной, достаточно взрослой, чтобы заводить собственных детей.

– Деньги идут к деньгам, папа. Ну, или… к трудовым отношениям .

Она проговорила эти слова со знающей улыбкой, которая заставила Броуда похолодеть.

– О чем это ты? – прохрипел он.

– Папа, я уже не ребенок. У мамы, может быть, слепое пятно насчет тебя, она всегда хочет верить только в лучшее, но я-то знаю, в чем твой главный талант. – Она положила руку поверх его вдруг ослабевшей руки, по-прежнему прикрывавшей ее плечо, и похлопала по татуировке на тыльной стороне. – Я знаю, сколько платила тебе леди Савин. И могу догадаться за что.

Броуд убрал руку и упрятал ее в рукав так глубоко, как только смог. Рубашка была из хорошей ткани, но он все равно продолжал видеть звезды на своих разбитых костяшках. Май лизнула кончик карандаша и снова вернулась к своему гроссбуху – с деловым видом, словно избиения, угрозы и шантаж были просто ремеслом, не хуже любого другого.

– А почему бы тебе и не получать плату за то, что ты умеешь делать? Все остальные хватаются за то, что им предлагают. Кто-то должен позаботиться и об этой семье.

– О чем это вы тут разговариваете? – спросила Лидди, выходя из спальни.

– Да так… – промурлыкала Май, – о старомодных взглядах моих родителей.

– Ну, работы у нас предостаточно. Мы ведь теперь служим леди-регентше Союза. – Лидди обмахнула перед хорошего платья, которое было на ней надето, хотя оно и без того было безупречным. – Черная Рикке собирается в Адую, и леди Савин хочет, чтобы мы позаботились о ней, пока она здесь.

– В каких кругах мы нынче вращаемся! – сказала Май.

– А помнишь, как мы жили в подвале? – Лидди улыбнулась, оглядывая их просторные комнаты. – Мы очень неплохо устроились, Гуннар.

«Неплохо устроились»… У Броуда во рту было сухо; ужасно хотелось выпить. Хоть он и намеревался ничего им не говорить, но сейчас почувствовал, что должен быть честным, должен выложить все как есть. Сжечь это все, как Круг лордов, чтобы можно было хоть как-то начать заново.

– Ты можешь услышать про меня… разные вещи. Насчет… того, что я делал.

Он стащил с себя стекляшки и надавил пальцами на саднящую переносицу. Его рука тряслась.

– Я… был в Народном Суде. И, в общем… не на той стороне.

Их лица расплывались. Он почти не мог их разглядеть.

– Ты можешь услышать всякое… про Судью. Она…

Лидди сжала его руку.

– Я не хочу знать! Понимаешь? Ты делал то, что тебе приходилось делать, чтобы пройти сквозь это. Вот и все. Все это в прошлом. Как Вальбек. Как Стирия. Теперь мы вместе. И на правильной стороне.

Как и сказала Май: слепое пятно. Она хотела верить только в лучшее. И Броуд чувствовал, что обязан дать ей это лучшее.

Он вытер подслеповатые глаза тыльной стороной руки.

– Ты права. – Нацепил обратно стекляшки. – Ты всегда права.

Он выдавил на лицо полную слез улыбку.

– А все это письмо, которые вы двое написали. Если бы не оно… Вот что меня спасло: ваше письмо.

Лидди озадаченно поглядела на Май. Та ответила ей таким же взглядом и пожала плечами:

– Мы ничего не писали. Хотели бы, но тебе все равно было ничего не передать. К тому же ты знаешь маму – она небольшая любительница писать письма.

Она уже снова занялась гроссбухом, заскрипела пером, выписывая цифры.

Громкий стук в дверь заставил Броуда подпрыгнуть. Ему хотелось сказать Лидди, чтобы не открывала. Чтобы они еще немного побыли вот так, вместе… Но та уже шла к двери.

– Ваша светлость ! – проговорила Лидди.

Дверь открылась, и Савин вплыла в комнату. Зури шла за ней, настороженно поглядывая на Броуда своими черными глазами – как обычно, спокойная, со знакомой записной книжкой, зажатой под локтем, со знакомыми часами, висящими на шее. Правда, часы теперь были золотыми, а не серебряными. Похоже, все нынче шли на подъем… За исключением тех, кто уже упал.

Савин взяла Лидди за обе руки, словно старую подругу.

– Лидди! Каждый раз, когда я вижу ваше лицо, оно заново напоминает мне, как же я рада, что вы здесь! Наверное, не меньше, чем ваш муж. В Адуе не осталось никого, кто бы умел подрубать подол. – (Без сомнения потому, что большинство их превратилось в кашу на дне медленно наполняющегося водой рва Агрионта…)

Лидди, зарумянившись, неловко присела:

– Мы, конечно же, ужасно рады служить вашей светлости! Оказаться во дворце… это…

– … совсем не то, чего мы все ожидали. Что у тебя там, Май?

– Отчеты из ваших инглийских рудников, леди Савин.

– Клянусь, когда-нибудь ты будешь сама ими владеть! Могу я быстренько переговорить с Гуннаром?

– Конечно.

Май взяла гроссбух и вышла. Лидди бросила на Броуда взволнованный взгляд от двери – возможно, гадая, какая новая награда их ожидает. Потом она тоже вышла и прикрыла за собой дверь.