Стефани Гарбер - Караваль [litres с оптимизированными иллюстрациями]

– Что ж, – решилась наконец Скарлетт, – я хочу увидеть те запечатанные магией события, о которых вы говорили. Чего вы потребуете взамен?

– Превосходно!

Айко, казалось, заискрилась ярче прежнего. Она увлекла Скарлетт в сторону от выложенной пуговицами дорожки, ведущей к имеющей форму цилиндра шляпно-галантерейной лавке, и остановилась у витрины магазина дамского платья.

Он располагался в трехэтажном здании, выполненном целиком из стекла, чтобы сподручнее было демонстрировать наряды всех материалов и расцветок, среди которых особенно выделялись оттенки позднего ночного смеха, утреннего солнца и волн, обнимающих лодыжки. Каждое платье, казалось, звало будущую владелицу в приключение, да и цены были соответствующими: «То, о чем вы больше всего сожалеете», «Ваш худший страх», «Секрет, который вы никогда не рассказывали ни одной живой душе».

Один наряд отдавался всего лишь за недавний ночной кошмар, но он был фиолетовым, а этот цвет Скарлетт терпеть не могла.

– Вот, значит, чего вы хотите взамен, – чтобы я купила вам платье?

– Совсем наоборот! Я хочу, чтобы вы купили платье себе – и не одно, а целых три. Тогда на каждую из оставшихся трех ночей Караваля у вас будет новый туалет.

С этими словами Айко распахнула дверь, но Скарлетт не переступила порога магазина.

Когда люди считают, что платят за такой-то товар меньше, чем следовало, начинают происходить странные вещи: им кажется, что и ценность его уменьшается. Скарлетт мельком видела содержание записной книжки и оценила его значимость, поэтому и сочла, что Айко намерена каким-то образом обвести ее вокруг пальца.

– А вам-то от этого какая выгода? Чего вы на самом деле от меня хотите?

– Мне не нравится, что ваше нынешнее платье ведет себя столь своевольно. – Айко поморщилась, глядя на платье Скарлетт, которое, судя по всему, все еще находилось в трауре и даже успело отрастить маленький темный шлейф. – Оно меняется всякий раз, как вас захлестывают эмоции, но тот, кто листает страницы моей книги, этого не знает и может подумать, что я, как художница, грешу против истины, постоянно изображая вас в новых туалетах. Ну и, кроме того, я терпеть не могу черный цвет.

Скарлетт и сама его не жаловала, поскольку он вызывал тяжкие воспоминания. Да и в самом деле, было бы неплохо перестать зависеть от капризов собственного платья. Но так как она могла остаться на острове самое большее еще на две ночи, в трех платьях не было необходимости.

– Давайте сойдемся на двух, – предложила она.

Глаза Айко сверкнули, как черные опалы.

– Договорились!

Девушки вошли в магазин под мелодичный перезвон серебряных колокольчиков. Не успели они сделать и пары шагов, как на глаза им попалась инкрустированная драгоценными камнями вывеска, гласившая: «Воры обратятся в камень». Прямо под вывеской неподвижной гранитной статуей замерла молодая женщина, длинные волосы которой развевались, точно от быстрого бега.

– А я ведь ее знаю, – пробормотала Скарлетт. – Прошлой ночью она притворялась беременной.

– Ну, о ней можете не тревожиться, – заверила Айко. – Когда игра закончится, она снова оживет.

В глубине души Скарлетт чувствовала, что ей следовало бы пожалеть незадачливую воровку, но восхищение присущим Легендо понятием справедливости пересилило.

За исключением гранитной девушки все, что имелось в магазине, искрилось магией Караваля, даже чересчур кричащие наряды, похожие на перья попугая или праздничную упаковку, перевязанную слишком большим количеством бантиков.

«Телле бы это пришлось по душе», – подумала Скарлетт.

А вот волшебному платью Скарлетт, напротив, магазин совсем не нравился. Стоило ей хоть что-то выбрать, как ее наряд изменялся, словно показывая, что и он может не хуже.

Наконец она остановилась на туалете цвета розовых вишневых лепестков и с многослойным подолом, до странности напоминающим тот, в который впервые превратилось ее волшебное платье. Разве что лиф украшали не банты, а пуговицы.

По настоянию Айко было выбрано второе, более современное платье без корсета. Рукава, казалось, стекают с плеч, горловина расшита бисером цвета шампанского и орхидей – цвета влюбленности. Искрящееся яркими красками шитье тянулось вниз по слегка расклешенной юбке, заканчивающейся изящным шлейфом, который был очень непрактичным, но ужасно романтичным.

– Возвраты или обмены не принимаем, – предупредила продавщица, совсем юная на вид светловолосая брюнетка. Свое заявление она сделала лишенным эмоций голосом, и, подойдя ближе, Скарлетт испытала неприятное чувство, что и в игре она достигла момента, после которого ничего уже нельзя будет исправить.

Шагнув к полированному прилавку из красного дерева, она заметила на нем подушечку для булавок и латунные весы, одна чаша которых была пустой, а на другой лежало нечто, до ужаса похожее на человеческое сердце. Скарлетт тут же представила, как ее собственное сердце вырывают из груди и кладут на вторую чашу.

– Что касается платьев, – продолжила продавщица, – то за них нужно будет отдать ваш самый худший страх и самое сокровенное желание. Ну, или можете расплатиться собственным временем.

– Временем? – переспросила Скарлетт.

– Мы заключим сделку. Сегодня ваша цена составит всего два дня жизни за каждое платье, – сказала брюнетка как ни в чем не бывало, будто бы просила обычные монеты.

Скарлетт было непросто пожертвовать четырьмя днями своей жизни. С другой стороны, и секреты раскрывать не хотелось, а что касается страхов и желаний, то они и вовсе уже были использованы против нее.

– Я отвечу на ваши вопросы, – решительно произнесла она.

– Тогда, как будете готовы, снимите перчатки и возьмитесь за основание весов, – проинструктировала продавщица.

В отличие от других посетительниц магазина, которые притворились, что не смотрят, стоящая у прилавка Айко нетерпеливо наблюдала за происходящим. Скарлетт решила даже, что, возможно, именно этого она на самом деле и добивалась. Но если она следила за ней с самого начала, то уже должна была бы знать ответы.

Скарлетт стянула перчатки и коснулась весов, с удивлением отметив, что латунь кажется удивительно теплой и мягкой на ощупь, как живая плоть. От волнения у нее вспотела рука, и поверхность весов сделалась скользкой.

– А теперь выскажите вслух свой самый большой страх, – велела продавщица.

Откашлявшись, Скарлетт объявила:

– Больше всего на свете я боюсь, что с моей сестрой случится что-то плохое, и я не смогу ее защитить.

Латунные весы заскрипели. Скарлетт с изумлением наблюдала, как цепи пришли в движение: чаша с сердцем медленно поползла вверх, в то время как пустая стала таинственным образом опускаться, и они выравнялись.