Анатолий Махавкин - Бездна [litres]

– Подаст голос? – удивился Зверь. – Что это означает? Этот соловей задолбанный песенку нам споёт?

– Провоет, – загадочно ответил Теодор. – Жди.

Давным-давно, в далёком детстве, я очень любил смотреть фильм «Седьмое путешествие Синдбада». Помнится, мне больше всего нравился один эпизод, который одновременно пугал до дрожи. На острове, куда высаживались путешественники, обитали жуткие твари – циклопы, нелепые одороблы, гигантского роста, с единственным глазом. Передвигаясь по острову, они издавали пронзительные трубные звуки. Так вот, в этом самом эпизоде циклоп ещё не появился, но люди уже слышали издаваемый им вой. Спустя несколько секунд появлялось и само чудовище, начиная охоту за незваными гостями. Просматривая кино повторно, я уже знал, когда это будет происходить, но всё равно вздрагивал, услыхав жуткий глас.

Рёв, услышанный нами через полминуты после окончания разговора, заставил подпрыгнуть на месте. Все уже были на ногах и вертели головой, пытаясь определить, откуда идёт звук адской трубы. Стены отражали вой, искажая и усиливая, из-за чего его источник мог оказаться как слева, так и справа. Вскоре невидимая пока птица Феникс вновь подала голос, уже намного ближе.

– Там, – указал Теодор. – Бежим!

В указанном направлении появилось слабое зарево, будто кто-то начал разводить костёр, разгорающийся с каждой секундой. Конечно, было бы очень интересно поглядеть, как выглядит загадочный страж пятого уровня, легенду о котором я слышал ещё в детстве, но череп на полу безмолвно предупредил о возможных последствиях.

Все сорвались с места так, словно внезапный порыв ураганного ветра погнал по коридору пятёрку измученных людей. Мы неслись быстро, насколько позволяли уставшие ноги, но вой приближающейся птицы усиливался, настигая нас, окружая со всех сторон и подавляя своим оглушающим величием. Видимо, Теодор ошибся, и проклятая гадина летела всё же быстрее бегущего человека. Обернувшись, я увидел, как зарево мало-помалу обретает конкретные черты непонятного крылатого существа. Смотрел я крайне недолго, но всё равно успел уловить странную штуку: огненная птица словно мерцала во время полёта. Будто её пламя утихало и тут же вспыхивало вновь. Что это означало, я не понял, но в голове всплыла фраза нашего предводителя, дескать, чудовище каждое мгновение умирает и возрождается вновь. Возможно, именно это я и увидел.

Пот, катящийся с меня, пропитывал и без того грязную одежду, струился по лицу и брызгами разлетался в разные стороны. Если бы волосы не слиплись колтуном, то падали бы на глаза, а так сальность послужила неплохим заменителем геля.

Неожиданно узкий тоннель закончился, и мы оказались на перепутье: широкая площадка продемонстрировала три встречных ответвления.

– Туда! – крикнул Теодор.

Куда он махнул рукой, я не заметил, но Вобла, бегущая передо мной, свернула направо, и я бросился следом. Времени для рассуждений не оставалось – зарево настигающей птицы уже плясало на стенах коридора, а спину жёг усиливающийся жар. Фигура впереди слабо обрисовывалась в полумраке тоннеля, и я до смерти боялся потерять единственный ориентир в предательском сумраке. Почему-то мне казалось, будто топот бегущих ног стал значительно тише, словно уменьшилось количество бегунов. Возможно, кто-то отстал, но сил оглянуться и проверить не оставалось. Ноги заплетались, лёгкие производили шум, как кузнечные меха, глаза щипало от льющейся в них солёной влаги.

– Всё! – крикнул я из последних сил. – Больше не могу!

Выплюнув эту фразу, я обрушился на пол. Пусть меня жгут, едят и раздирают на части, но дальше я не побегу. Весь мой организм представлял собой части механизма, разбитого вдребезги и выброшенного за ненадобностью. Работать подобная штуковина не могла в принципе.

Некоторое время я просто лежал, ни о чём не думая и ничего не опасаясь, наслаждаясь близостью к нирване. Потом в мою несчастную голову сквозь блаженный туман начали проникать посторонние мысли, имеющие ярко выраженный отрицательный оттенок. В частности, я подумал, а не оставили ли меня одного-одинёшенького посреди этого нехорошего места, где множество злобных бяк размышляют, как побыстрее сделать мне большое бо-бо. Особенно противная птица Феникс, сжигающая всё на своём пути. Короче, эта мысль заставила меня оторвать голову от каменного пола и осмотреться. И увидел Воблу, сидящую около стены. Я не один – уже легче.

– А где остальные? – осведомился я, поднимаясь.

– Хороший вопрос, – она пожала плечами и устало поправила сползающий ремень автомата, – но я понятия не имею. Наверное, мы их потеряли, когда сваливали от этой пакости, чтоб её!

– Надо бы вернуться, – неуверенно пробормотал я. – Мы же с тобой не знаем, куда идти дальше.

– А куда, собственно, ты собираешься возвращаться? – поинтересовалась Вобла. – Я, например, бежала не выбирая дороги, поэтому вряд ли найду путь обратно.

– Разве мы бежали не по прямой? – тупо спросил я, попытавшись вспомнить хоть что-нибудь из последнего получаса (или сколько мы там занимались кроссом).

Вспоминалось плохо: прыгающий пол, мелькающие стены и спина бегущей впереди Воблы.

– Да хрен там, – тяжело вздохнула Вобла. – Несколько раз ныряла в боковые ходы. Наверное, как обычно, заметала следы. Ни черта не соображала от страха, а подсознание сработало.

– Хорошо, если бы твоё подсознание запоминало дорогу, – пробормотал я. – Как мы будем отсюда выбираться?

– А ты у нас фартовый, может, и меня шара зацепит. Будем надеяться.

Тема оказалась исчерпана, и мы замолчали. Я переполз к стене, напротив Воблы, и по её примеру опёрся спиной о тёплый камень. Так мы сидели десяток-другой минут, играя в интереснейшую игру – гляделки, пока я не проникся в полной мере тоскливым настроением своего желудка, подавшего голос в виде жалобного бурчания. Должно быть, наступило время обеда (завтрака, ужина – нужное подчеркнуть). Поэтому я распахнул недра своего рюкзака и погрузился в его глубины, искренне жалея о том, настолько он исхудал по сравнению с началом пути. Сразу выяснилось: самым тяжёлым в рюкзаке было явно несъедобное – шесть спаренных обойм к автомату. После этого я выловил завалявшуюся гранату, какую переложил в карман куртки под изумлённым взглядом Воблы, пробормотавшей нечто похожее на «офигеть».

Мешок содержал массу любопытных вещей: плоскую аптечку, странную штуковину, похожую на массивные очки, и два металлических цилиндра с дырочками на одном конце и кольцами – на другом. Жратвой даже не пахло. Как только до моего желудка в полной мере дошёл этот ужасающий факт, он взбунтовался, скрутившись на манер пенькового каната. Сопровождался бунт резью и неприкрытыми угрозами в виде громкого ворчания. Вожделение, с которым я глядел на рюкзак Воблы, оказалось почти сексуальным. Вспыхнул светоч надежды, что хоть там содержится нечто пригодное для истребления челюстями.