Анатолий Махавкин - Бездна [litres]

Судя по всему, хохочущий черепок требовал чего-то круглого в свою широко распахнутую пасть. Да и выпуклая картинка вновь выглядела вызывающе живой. Казалось, сунь палец между белых зубов, и они клацнут. Зная, где нахожусь, я не стал бы так поступать.

– Ну и? – повернулся я к Хробанову. – Раз уж вы заграбастали все игрушки, давайте, играйтесь.

Сергей Николаевич дрожащими руками открыл свой верный кейс и достал плоскую деревянную коробку, обитую драным бархатом. Щёлкнула крошечная защёлка, и мы некоторое время рассматривали пять почти одинаковых пятаков. Разнился лишь рисунок.

– Ну и какой? – Я посмотрел в лицо Хробанову. – Да нет, вы шутите!

Естественно, он не знал. А через пару секунд это стало совсем не важно.

– Эй, ты чего? – спросил Самойлов, поднимая голову. – Б…дь, убери!

Щёлкнуло, хрустнуло, и кто-то оглушительно завизжал. Мы подскочили, причём Хробанов едва не растерял ключи, а Лифшиц вновь хлопнулся на задницу. Нет, в этот раз ко всем ужасам определённо добавился мощный элемент идиотизма. Ибо чем иным объяснить поступок человека, сунувшего палец в рот скалящегося черепа? Как я и подозревал, зубастая хрень сомкнула челюсти, отхватив пару фаланг у придурка. Но самое неприятное, теперь череп и не думал открывать рот.

Один из биологов, рослый парень с длинными белыми патлами, торчащими из-под вязаной шапочки с надписью NIKE, тряс надгрызенной конечностью, а девица, изобилующая серьгами в вислом ухе, пыталась поймать страдальца и наложить повязку. Кстати, судя по царапинам на морде, этот дебил совсем недавно уже угодил под раздачу, но так ничему и не научился.

С каким-то изумлённо-обиженным выражением на лице Самойлов стукнул пострадавшего в живот и, когда тот опустился на колени и стал хрипеть, кивнул незадачливой медсестре:

– Работай. – Потом повернулся к нам: – И что теперь?

Лифшиц, оставшийся на полу, впал в ступор и глядел на череп в полной прострации. У него даже челюсть отвисла! Хробанов вопросительно посмотрел на меня. Ну да? Вы серьёзно?

– У твоих балбесов есть что-то похожее на монтировку? – спросил я, вспомнив, как мы решали подобные задачи на моей последней работе. – Попробуйте разжать зубы этой пакости. Хотя я и сомневаюсь.

Слава богу, тут всё оказалось быстро и чётко. Один из стоящих рядом бойцов повернулся к своему товарищу спиной, и тот сорвал с рюкзака нечто среднее между фомкой и альпенштоком. Потом так же сноровисто воткнул острый конец в сцепленные зубы и нажал. Потом повис. Чуть позже повисли сразу двое.

– Это единственный люк или ещё есть? – матерясь, материализовалась Диана из густеющей дымки. – Думаю, всё это до сраки.

Тут она несколько ошиблась. Когда трое здоровяков нажали на гнущийся от их усилий инструмент, это принесло определённые плоды. Череп сорвался с люка и упал на подрагивающий пол. Неярко полыхнуло, и люк исчез вовсе. Всё произошло настолько неожиданно, что даже воющий дебил замер на месте и позволил девчонке вколоть себе какую-то муть в тощую руку. Я ему, сволочи, вколол бы!

– В паре километров следующий, – пробормотал Хробанов упавшим голосом, – но время-то безнадёжно упущено!

На полу подал признаки жизни Лифшиц. Я забрал у него коробку с дисками, сунул Самойлову, потом подхватил с пола рюкзаки подопечных и рванул по коридору. Два километра, мать!

– Успеем? – выдохнула девица, летящая по левую руку.

– Я сейчас упаду! – пробормотала жена по правую.

– Заткнитесь, – посоветовал я обеим. – Если не успеем, первые узнаете.

– Вечно от тебя ни хрена не добьёшься, – заныла супруга, почти повиснув на руке. – Сначала втянет чёрт-те во что…

Ну вот, снова здорово. Я втянул!

Со мной поравнялся тяжело дышащий Самойлов с потным багровым лицом. Судя по топоту, вся его ватага находилась аккурат за нашей спиной. Хорошо хоть, ленточки в забеге не предусмотрено. Да и хрен её разглядишь в таком-то тумане!

– Б…дь! – фыркнул Самойлов и дёрнул головой, отчего капли пота полетели в разные стороны. – Останемся живы, изобью суку до полусмерти. Километр ещё.

Естественно, одним забегом наши развлечения ограничиться не могли. Когда зелёная дымка принялась активно выжирать объекты интереса ухогорлоноса, из недр мглы вновь донеслись радостные вопли возвращающихся тварей. На этот раз сзади.

– К стене! – рявкнул я, прижимая спутниц к трясущейся поверхности, сочащейся кислотой. Тут же завоняло палёной тканью, и кто-то глухо взвыл.

Ну вот, ничего же не видно! Только слышно, как кто-то молотит из автомата, истошно визжит и глухо ухает. Последний звук вроде издавали не наши. И точно. Перед самой физиономией прожужжала пуля, и с тем же уханьем несколько крылатых силуэтов попёрли в мутную даль визжащего человечка.

Самойлов, успевший надвинуть на глаза пластиковую маску, отлепился от стены и, опустившись на колено, дал три короткие очереди. Уханье смолкло. Визжание тоже. Что-то тяжело упало. Кажется, Виктор Семёнович попал.

– Может, маски наденем? – прохрипела Валя.

Я только плечами пожал: чёртова защита ещё больше закрывала обзор. И так ни хрена не видать.

– Ни хрена же не видно! – Самойлов сбросил прозрачный намордник и, тяжело поднявшись, потопал вперёд. – Пошли. Этого поднимите.

Этот не знаю кто, в тумане не разобрать, таки остался жив и почти невредим. В отличие от многокрылой мерзости, разбросавшей щупальца по всему коридору. Задыхающиеся от кашля бойцы подобрали пострадавшего и, продолжая глухо квохать, побежали вперёд. Сзади уже подтягивались остальные, издавая на бегу звуки, подобающие членам демонстрации за права чахоточных.

М-да, а тяжесть двух рюкзаков даже для меня становилась чрезмерной ношей. Но не возвращать же их обратно, потерпим этот сраный километр. Лишь бы не пришлось топать ещё дальше. Мысль о том, что и этот отрезок пути мы можем не преодолеть, я гнал подальше. Признаки приближающегося конца становились такими очевидными, что хоть за голову хватайся. Стены и пол трепыхались уже непрерывно, а лужи кислоты стали соединяться в настоящие потоки, жутко журчащие под ногами. К вони зелёного тумана начал примешиваться смрад палёной резины, если кто-то неосторожно ступал в едкую жидкость.

Когда плотность кашляющего мата на кубометр воздуха приблизилась к такому же показателю удушливой мглы, а вопли крикунов, обжигавшихся в потоках кислоты, превратились в постоянный фактор, мы наконец доковыляли до следующего люка.

Самойлов, сгорбившийся у рогатого черепа, поднял на меня налившиеся красным глаза и выкашлял нечто непонятное. Потом сумел почётче выдавить:

– Сука, все выпадают! Где этот м…дак Хробанов?

Хробанов оказался без сознания. Его принёс и положил на относительно чистое место потный здоровяк с багровой физиономией. Под аккомпанемент тяжёлого дыхания благодарной зрительской аудитории, столпившейся вокруг, я забрал у Самойлова все пять кругляков и, шипя от рези в глазах, принялся рассматривать. Потом наклонился и посмотрел внутрь клыкастой пасти черепа. Очень хотелось потрогать круглое пятно пальцем, но откуда-то, уж не знаю, откуда, пришло понимание, что делать этого не стоит. Впрочем, кое-что я всё-таки заметил. Поэтому, не особо заморачиваясь, взял первый попавшийся пятак и сунул его ребром в едва заметную прорезь, прикрытую прямоугольной пластинкой.