Надежда Соколова - Ведьма работает

дочерьми. Ты же помнишь её?

Еще бы. Кто же не помнит Ангелину Жарскую, высокую, плоскую, как

майский шест, самоуверенную заносчивую дуру, бывшую личную

белошвейку и любимицу давно почившей матери Василисы, Её Величества

Аглаи, удачно выскочившую замуж (видимо, исключительно по протекции

царицы), несмотря на свое низкое купеческое происхождение, за князя

Жарского, наперсника и друга детства Елисея, тогда еще – глупого

желторотого юнца, не знавшего жизни и верившего всему, что ему говорили

посторонние люди, родившую ему за пятнадцать лет брака троих дочерей, не

блещущих, как и матушка, ни умом, ни красотой, ни талантом, и уже пару

лет безуспешно, несмотря на все немалое состояние и титул мужа, пытавшуюся найти женихов своим драгоценным чадам. Когда я только

появилась во дворце, эта глупая курица Ангелина, невзлюбившая меня

непонятно по какой причине с первого взгляда, попыталась «поставить на

место зарвавшуюся молодую ведьму», но после десятка уродливых

бородавок, резко выскочивших у нее на лице, поумерила свой пыл и теперь

старательно обходила меня десятой дорогой, изредка пуская у меня за

спиной очередную сплетню о развратной ведьме, пустившей корни в царском

дворце.

Естественно, вслух я этого не сказала.

- И что в этот раз могло произойти в аристократических салонах?

Иронию Василиса, естественно, уловила, но заострять на ней внимание

не стала, а начала подробно рассказывать об очередном длинном и скучном

вечере в доме виконта Истова, маленького сухонького старичка, развратника, пьяницы и картежника, славившегося, помимо своих пороков, еще и

любовью к диковинным вещам и людям.

- И тут виконт вдруг говорит: «А теперь я вам представлю скомороха, умеющего отгадывать любые ваши желания, даже самые сокровенные, и

читать все ваши мысли, в том числи и тайные!». И в комнату входит карлик: маленький, уродливый, злобный, глазки как сверла, да еще и огромный горб

на спине. Сначала пару-тройку интересных фокусов показал, потом какие-то

непонятные стишки громко продекламировал, а напоследок начал мысли

читать у всех собравшихся. Ох, что там началось! Оказалось, что чуть ли не

все семейства друг другу изменяют, что милые скромные дочери баронесс

Велайской и Антойской на самом деле – развращенные дуры и эгоистки, что

сам виконт – тайный сводник, берущий деньги за сводничество. В общем, чуть до драки не дошло! И представляешь, этого карлика, вместо того чтобы

метлой поганой из Китежа гнать, стали для развлечения к себе и другие

семейства зазывать, в том числе и именитые купцы! Я вот и думаю теперь: может, и у нас такой вечер организовать? Как ты считаешь? Получится

общество порадовать?

- А Елисей что скажет? – хмыкнула я.

- А, - беспечно отмахнулась Её Величество, – Елисея я уж точно

уговорю.

Ох, Василиса… Не знаешь ты, с кем хочешь познакомиться… Карлик, говоришь? Да еще и горбун? Ну вот и встретились, граф Жильд. Давненько

не общались…

Жильдер ант Цорал принадлежал к древнейшему аристократическому

роду Фрезии, славившему своей магией, далеко не всегда действовавшей на

благо людям. Цоралов считали злобными чернокнижниками, людскими

ненавистниками и пособниками Дарка. Их ненавидели и боялись. Жильдер, или Жильд, как он сам себя постоянно называл, был последним

представителем этой семьи. В народе ходили слухи, что боги, устав терпеть

все те гадости, что натворили при жизни другие Цоралы, решили наказать

Жильда за грехи его родственников и «наградили» парня всеми возможными

физическими недостатками. От этого он озлобился, возненавидел людей и

стал творить бесчинства похлеще остальных в роду Цоралов. В наказание за

такое поведение его лишили магии, но при нем остался его природный «дар»: Жильд умел чувствовать людей, видел все их сокровенные страхи, мечты и

желания. Мысли он читать, конечно, не умел, но в человеческой психологии

разбирался великолепно, чем и пользовался постоянно, с радостью сея

вражду между лучшими друзьями и пылкими возлюбленными. Во Фрезии

императорской властью его объявили вне закона, и он в последний момент

умудрился сбежать из-под стражи. Теперь вот, как оказалось, непонятно

зачем объявился в Роси, а самое главное – как-то просочился в закрытый

Китеж.

У меня к Жильду были свои давние счеты: он смеха ради опозорил мою

дальнюю кузину, намеренно выставив её нимфоманкой и таким образом

заставив невинную девушку из-за постоянных насмешек посторонних людей

покончить жизнь самоубийством. Ну что ж, граф, пришло время платить по

счетам.

Даниил:

Вот и закончилась холодная погода, унеся с собой депрессию и

паршивое настроение. Теперь будет «жарить» вплоть до середины сентября.

А ведь лето еще не началось.

Птицы уже вовсю вьют новые гнезда или селятся в старых и готовятся

выращивать пернатое потомство, звери активно участвуют в ежегодных

весенних брачных играх, присматривают себе пару, красуются перед

соперниками. Потапыч, наконец проснувшись, снова стал основной грозой

леса и практически каждый день развлекается, активно гоняя по лесу

обнаглевшую за долгую зиму от полной безнаказанности молодежь. Лепота, в общем. Тишь, гладь, всеобщая благодать.

Только я стараюсь как можно реже появляться на открытом

пространстве и все свое свободное время провожу там, где меня нельзя

отыскать – или в глухой чаще леса, или у себя дома: местные красавицы из

близлежащих деревень с приходом тепла открыли на одного несчастного

лешего самую что ни на есть настоящую охоту, каждая из них мечтает если

не стать лесной владычицей, то хотя бы приятно провести со мной свободное

время. И если раньше я охотно позволял им это, притворяясь «бесхозным»

добрым молодцем, и с наслаждением играл в их однообразные игры, ничего

при этом никому не обещая, то теперь у меня появилась любимая девушка, невеста, и жизнь сразу обрела смысл, заиграла новыми красками.

До сих пор каждый раз с содроганием вспоминаю, как увидел Лену без

сознания лежавшей на страшном жертвенном алтаре, а рядом с ней – того

психа со злобной усмешкой на губах, безумием – в глазах и изогнутым

ритуальным ножом в руке. Мне почему-то показалось, что мы опоздали, все

закончилось до нашего появления и она уже умерла, и я, забыв о постоянной

необходимости сдерживать эмоции, дал волю всем бурлящим в моей душе

чувствам. Плохо помню, что именно тогда произошло, так как самоконтроль

мой попросту исчез, растворился под напором «коктейля» из страха, ненависти, обреченности, горечи и злобы. Знаю только, что от того