Грейс Дрейвен - Сияние [litres]

На темном лице Бришена яркими щелочками светились глаза.

– Я могу спросить у тебя то же самое.

– Я соскучилась по солнцу, – ответила Ильдико. Она не жалела, что поменяла привычный режим, чтобы жить, как каи, но организм жаждал солнечного света. – И потом, я все равно не могла уснуть, так что решила пойти сюда. Тут тихо.

– И никого нет? – Он лукаво улыбнулся.

– Никого, – пожала плечами Ильдико. – При дворе гаури тоже много народу, но там я занималась своими делами и на меня не смотрели так…

– Пристально? – Она кивнула, и Бришен вздохнул. – С непривычки это очень утомительно.

– А ты привычен?

– Раньше был.

«Интересно, что поменялось?» – подумала она. Он ответил на ее невысказанный вопрос:

– Я почти все время живу в своем поместье, поэтому во дворце чувствую себя будто в гнезде, полном злобных ос. – Он провел пальцами по ее руке. – Как ты отнесешься к тому, чтобы отправиться домой? Мне не терпится показать тебе святилище.

Ильдико поймала его руку и поцеловала костяшки пальцев. Он слегка вздрогнул, и она рассмеялась.

– А нужно будет прощаться с твоей матерью?

– Разумеется, если хочешь немного помучиться. Я лично стараюсь по возможности ее избегать. Когда бы ты хотела выехать?

– Сейчас?

Он наклонился к ней и поцеловал ее в лоб.

– Я бы предпочел вечером. Тебе нужно поспать, и мне тоже. И убраться с этого ужасного солнца, пока я окончательно не ослеп.

– Сколько времени потребуется, чтобы собрать припасы и отряд и выехать? – Бришен, чистивший скребницей любимого коня, оглянулся через плечо.

Анхусет стояла у дверцы стойла, опираясь руками о перекладину. Услышав вопрос, она выпрямилась, и морщинка между серебристых бровей разгладилась.

– Сколько дашь. Я прослежу за приготовлениями. – Она потерла руки. – Значит ли это, что вы с херцегеши устали дефилировать перед придворными, будто призовые лошади?

Бришен бросил щетку в ведро и похлопал жеребца по холке.

– Я устал еще до приезда сюда. Ильдико справляется гораздо лучше меня, но она тоже больше не может.

Анхусет посторонилась, чтобы выпустить его, и закрыла за ним стойло.

– Она быстро приспосабливается.

– Это одно из многих ее достоинств.

Анхусет подошла к лохани у стены, где Бришен остановился вымыть руки. Вокруг сновали рабочие с конюшен и солдаты. Проходя мимо принца и его кузины, они кланялись и здоровались.

Анхусет сняла с крючка полотенце и подала Бришену.

– Ты предупредил ее, что Саггара не дворец, а скорее крепость?

Бришен сделал сестре знак следовать за ним, и они вместе пошли к потайному входу, которым пользовались только члены королевской семьи.

– Она знает, что поместье находится у границы с Беладином. Думаю, ни к чему объяснять ей, что там расквартирован гарнизон.

– Она родилась и выросла во дворце, командующий. В Саггаре не так удобно, как в Харадисе, и, судя по тому, что я видела на свадьбе, твоему замку далеко до роскоши Присида.

Бришен пожал плечами и, приблизившись к дверям, коротко кивнул в ответ на поклон стражников.

– Ты сама сказала: она легко приспосабливается.

Ильдико в самом деле быстро свыклась не только с новым окружением, но и с обстоятельствами и ситуацией в целом. Она ни разу не пожаловалась, когда приходилось спать в палатке на земле или трястись на лошади по несколько часов на пути из Присида в Харадис. Она ложилась спать днем вместе с каи и молча глотала еду, отвратительную даже на вкус каи. Бришен был уверен, что очередную смену обстановки она воспримет так же спокойно, как и все, что случилось до сих пор.

И все же ему хотелось, чтобы Ильдико понравилось в Саггаре. Поместье принадлежало ему вот уже десять лет: король отдал его Бришену в обмен на обещание защищать границы от Белавата, который становился все более враждебным. В пяти ночах езды от Харадиса, Саггара стала его спасением от дворцовых интриг и опасной королевы.

Секмис не одобрила переезд в «грязную дыру, непригодную даже для попрошаек», и заявила, что ни за что не почтит своим присутствием сына, пока он живет там. Пожалуй, это был третий раз в жизни Бришена, когда ему на мгновение захотелось обнять мать.

Петляя в лабиринте дворцовых коридоров, они с Анхусет обсуждали, сколько взять припасов и людей в Саггару. У покоев принца и принцессы они услышали крик, разорвавший тишину и эхом отразившийся от каменных стен. Крик послышался снова. Бришен узнал голос жены и ощутил, как сердце ухнуло вниз.

– Что, во имя богов?.. – начала было Анхусет, когда они бросились бежать, на ходу вынимая из ножен мечи.

Бришен, отчаянно торопившийся найти жену, оттолкнул бежавшего за ними стража. Завернув за угол, он резко остановился. Анхусет, едва не влетевшая ему в спину, выругалась. Но Бришен ее словно не услышал.

Посреди зала, размахивая руками, стояла Ильдико.

– Быстрее, Синуэ! Он сейчас убежит!

Та сорвала со стены, увешанной оружием, топорик, и бегом вернулась к Ильдико. Подоспевшую подмогу женщины не заметили.

– Вы его видите?

– Он полез вверх по стене. Если заберется слишком высоко, я его не достану.

– Кого его? – толкнула Бришена в плечо Анхусет.

Бришен не стал выяснять и бросился за женщинами, которые скрылись за поворотом. От открывшемуся ему зрелища сердце забилось где-то в горле.

Ильдико и Синуэ подпрыгивали у стены, словно у них под ногами были горячие угли. По каменной кладке скользнула длинная тень, и Ильдико крепче сжала в руках топор.

Оказалось, это скорпид – крупная самка с ядовитыми железами размером со сливу. Жало поблескивало в неверном свете факелов, и яд желтоватыми каплями стекал с покрытой панцирем спинки на пол, шипел и превращался в темный дым.

Бришен хотел крикнуть жене отойти, но тут скорпид, перебирая лапками, подполз ближе и присел, собираясь прыгнуть на жертву и вонзить в нее жало. Синуэ завопила, и Ильдико тоже закричала, взмахивая топором. Лезвие плашмя опустилось на скорпида, звон стали о камень был заглушен хрустом панциря и внутренностями насекомого.

Ильдико выронила топор. Бришен его подхватил и передал Анхусет. Взяв Ильдико за плечи, он осмотрел ее, повернув сначала в одну сторону, потом в другую. Волосы из распустившейся косы лезли ей в лицо, она отодвинула их и уставилась на мужа широко распахнутыми глазами.

– Ильдико, на тебя не попал яд?

Бришен провел руками по ее лицу, шее, плечам, груди, отыскивая мельчайшие прожженные в ткани дырочки, затем осмотрел свои руки: нет ли на них раздражения. Расплющенный скорпид на стене дымился черным в полумраке, а в воздухе распространился смрад тухлой рыбы.

Ильдико отвела руки мужа.

– Со мной все в порядке, Бришен, – сказала она и нахмурилась. – Поверить не могу, что каи едят этих мерзких тварей. Поверить не могу, что сама их ела!