Александр Рудазов - Паргоронские байки. Том 4 [СИ]

– Кто настраивает? – спросила Лактачея, доставая из воздуха огромный полосатый леденец и томно его посасывая. – Спутница, здесь только мы. Мы говорим друг с другом, нам никто ничего не нашептывает. Ты хочешь сказать, что один из нас – засланный?

Бароны снова переглянулись. Эта мысль и без того сидела в голове у каждого, но теперь она укрепилась. Фолга зверем смотрела на Чавланадола, Кетевромая – на Лактачею, Зяван нервно грыз ногти. Самый молодой из баронов, недавно отметивший всего лишь третье столетие, он был, пожалуй, еще и самым слабым.

– А почему именно один из нас? – спросил он. – Может, это один из… них!

Он указал на спутников баронов. Те с момента убийства Мезегдера сидели почти не дыша – и очень испугались, когда о них вспомнили.

– Не думаю, что это мой милый пупсик, – сказала Инграста. – Но если тебе от этого станет легче…

Она в последний раз взглянула в слезящиеся глаза бывшего волшебника. Тот неловко попятился на конечностях-культях и обреченно заскулил, но Инграста держала крепко. Баронесса ласково погладила свое творение, почесала за ухом… и сожрала.

– Все равно он мне уже надоел, – пожала плечами она. – Когда выберемся, сконструирую что-нибудь новенькое.

Лактачея и Бхеган без раздумий сделали то же самое, а вот Бренед и Чавланадол заартачились. Великий Гурман обожал натуральные, приготовленные вручную блюда, а приведенная им женщина была настоящей богиней кулинарии. Прикрыв собой дрожащую повариху, толстяк заворчал, что это все чушь, что она простая смертная и ни за что бы не сумела ничего утаить от своего господина, так что он не собирается просто так расправляться с той, кто готовит лучшее в Паргороне карри.

– Либо ты как все, либо мы решим, что ты против нас, – ткнул его в грудь пальцем Бхеган. – Ты же не хочешь быть против всех, Гурман?

Чавланадол недовольно забурчал, подтянул любовницу к себе, что-то шепнул ей на ухо, и та часто закивала. Великий Гурман чуть приоткрыл рот – и женщина исчезла.

– Собираешься потом ее выпустить?.. – хмыкнула Лактачея. – Надо же, какой ты сентиментальный.

– Она готовит лучшее карри в Паргороне, – угрюмо повторил Чавланадол. – Даже Янгфанхофен делает его хуже.

– Это правда, Янгфанхофен?.. – удивился Бельзедор.

– Некоторые смертные бывают удивительно одарены, – неохотно признал гохеррим.

Что же до Величайшего Мазохиста, то он опустился на колени перед своей госпожой и зарыдал, умоляя наказать его как можно страшнее, потому что ему придется совершить ужасный, непростительный проступок.

– Я ничтожество, не заслуживающее прощения!.. – выл барон, пока его охаживали плетью. – Я жалкий червяк, я пыль под твоими ногами!..

Его госпожа была донельзя напугана, но продолжала усердно трудиться. Одна из самых умелых самоталер, она много лет уже истязала своего раба-барона, заставляя того трепетать от вожделения. Никто другой не умел довести его до такого экстаза. И теперь она отчаянно стегала его, пока он рыдал и молил о прощении, но ее взгляд блуждал по комнате, по лицам баронов… и вот она отбросила плетку и в панике бросилась бежать.

– Прости-и-И-И-И!.. – провыл Бренед.

В порыве чувств он перешел в истинный облик. Посыпались кольца, цепи и браслеты. Они зазвенели на мраморном полу, покатились под диваны и кресла… а между ними выросло тонкокожее, увитое толстыми венами чудовище. На огромной голове пульсировал обнаженный мозг, ребра казались вывернутыми и заостренными. Язык Бренеда протянулся до пола, оставляя смрадный след.

Именно этим языком он схватил свою госпожу. Шипы пронзили ее насквозь, тело содрогнулось в пароксизме боли – и самоталер закричала. Бренед тоже закричал, тоже содрогнулся – и разорвал самоталер в клочья.

– Ах… простите, я… я, кажется… – простонал он, возвращаясь в фальшивый облик.

– Ты залил весь пол семенем, – сухо произнесла Инграста.

– Я думала, она тебе нравилась, – заметила Киндекорда. – Ты мог просто сожрать ее, а потом выпустить, как Чавланадол.

– До смерти нравилась… – погладил щеки Бренед. – Но она струсила… я больше не смог бы видеть в ней госпожу…

– В следующий раз выбирай не самоталер, – посоветовала Инграста. – Они искусны, но трусливы. Возьми лучше гохерримку. Если сумеешь.

– Я бы лучше взял кого-то из нашей же породы, – ощупал ее липким взглядом Бренед. – Гохерримки безыскусны. Грубы, но… безыскусны.

Теперь во всем «Доме наслаждений» остались только сами бароны. И напряжение стало еще явственней. Ощупывая остальных недоверчивым взглядом, Бхеган сказал:

– Те, кто были с нами, были обычными смертными и низшими демонами. Значит, это либо один из нас… либо здесь есть кто-то еще.

– Надо обыскать весь дом, – сказала Кетевромая. – Вместе. Не разделяться.

– Всей толпой?..

– Разобьемся на тройки, – предложила Лактачея. – Если один все-таки засланный, двое других с ним справятся. А если здесь кто-то, кто одолеет сразу троих… так мы и все вместе вряд ли с ним справимся.

– Разумно, – согласился Бхеган. – Но в чем смысл обыска дома? Мы и так чувствуем, что здесь никого нет.

– Чувствуем. Но это может быть обман чувств.

– А еще, если это все-таки шоу Хальтрекарока или игра Тьянгерии, то есть правила, и есть подсказки, – заметила Инграста. – И есть шанс выбраться.

– Я все еще не могу поверить, – пробормотала Кетевромая. – Как они смеют?.. как они могут посметь?.. Это же война! Я вассал Гариадолла, он Хальтрекарока в рог скрутит!..

– А что если это сам Гариадолл и затеял? – спросила Лактачея. – Что если он решил, что убийство нас поможет ему развеять сплин?

Кетевромая похолодела. Она знала своего патрона много веков и прекрасно изучила его характер. Для Гариадолла нет вообще никаких ограничений, он сделает все, что покажется ему занятным.

Возможно, сейчас ему кажется занятным убийство Кетевромаи.

Она пошла с Инграстой и Зяваном. С подозрением глядя по сторонам и друг на друга, три гхьетшедария плыли по коридорам, осматривали пустые залы, салоны, столовые, спальни, курительные комнаты, игровые и для особых наслаждений.

– Здесь нет никого, кроме нас, – тоскливо произнес Зяван, поднимая огромный рояль и разбирая его на молекулы. – Никого.

Кетевромая заглянула в пыточный шкаф. Тот оказался больше, чем выглядел, был свернут в нескольких измерениях. Баронесса зашла поглубже и крикнула:

– Тут комната!.. Может, даже несколько!..

Инграста тоже заглянула в шкаф, и баронессы вместе уставились на великолепную коллекцию расширителей, раздувателей и анклавных острог.

– Бренеду бы понравилось, – усмехнулась Инграста, поворачиваясь к дверям.

Но их там уже не было. Двери исчезли, осталась голая стена. Баронессы переглянулись и пронизали мыслью пространство, воззвали к Зявану и остальным.