Александр Рудазов - Паргоронские байки. Том 4 [СИ]

И в этот момент снова погас свет. Сгустился непроницаемый мрак, все исчезло, бароны на мгновение обомлели…

– Хватай его!.. – раздался чей-то крик.

А потом снова посветлело – и они увидели Лактачею. Баронесса корчилась на полу в своем истинном облике – бронированной крысы на суставчатых ногах.

– Мне откусили голову!.. – прохрипела она, с ненавистью глядя на остальных. – Ублюдки-и-и!..

Фальшивый облик Лактачеи погиб. Это очевидно, раз перестал действовать ларитрин. Бхеган, Бренед и Кетевромая молча смотрели на нее – и им было безумно страшно.

Лактачея же была не в себе. Гхьетшедарии не умирают с гибелью фальшивого тела, но это лишает некоторых жизненных радостей и означает репродуктивную смерть. Отныне и навсегда Лактачея – монстр, которого будут избегать, потому что приглашать таких на вечеринки – дурной тон. Ей предстоит жизнь отшельницы, она разделит участь Кошленнахтума и барона Гервулля.

Поэтому неудивительно, что когда она немного оправилась, когда отошла от шока, то бросилась на остальных. С размаху полоснула лапами-лезвиями, разинула зев – и вцепилась в Бхегана.

Его потянуло в пасть и одновременно ударило страшными когтями… но барон тоже перешел в истинный облик. Его руки и ноги превратились в пучки шипованных хлыстов, шея удлинилась, голова обернулась сплошной пастью с воротником стрекательных щупалец – и чудовищная актиния ударила в ответ.

Бренед и Кетевромая даже не шевельнулись. Им было безразлично, кто победит.

И побеждала Лактачея. Барон против баронессы, равный против равного – но при этом Лактачея была в ярости, была охвачена желанием убить. Она выпустила столько демонической силы, что Бхегана просто захлестнуло… и через несколько секунд он исчез в пасти ужасной крысы.

Лактачея села на задние лапы и стала чистить панцирь, продолжая жевать щупальца актинии. В воздухе еще звучал предсмертный крик Бхегана – Лактачея не поглотила его, отправив во внутренний анклав, а разорвала, сожрала по кускам.

Выкинула на Кровавый Пляж.

– И нас осталось трое, – произнесла Кетевромая.

– Двое с половиной, – насмешливо сказал Бренед.

Лактачея перевела на него жгучий от злобы взгляд. Бренед выдержал его спокойно и даже с некоторым предвкушением.

– Я не откусывала тебе голову, – сказала Кетевромая.

– Я тоже, – сказал Бренед. – А Бхеган… у него уже не спросишь.

– Это был не он, – сказала Лактачея. – У него другие зубы. И все это не имеет значения. Я… я услышала ауру. Когда… меня… я… это Смеющийся Кот!

Бренед и Кетевромая на секунду оторопели. В их глазах заплескался ужас. Гхьетшедарии повернулись друг к другу, и Кетевромая медленно сказала:

– Ты… ты зря сказала это вслух.

Под потолком зазвучал смех. Вдоль стены проступила зубчатая, ломающая кладку трещина… улыбка. Трещина на глазах превратилась в широкую улыбку, оскалилась белоснежными зубами… а следом проступили глаза. Огромные желтые глаза, озарившие весь зал поистине жутким светом.

– О-о-о, мое инкогнито раскрыто, – мурлыкнул Ксаурр, проявляя всю морду. – Я был слишком небрежен. Тогда, полагаю, мы можем закончить игру и просто побегать… напоследок.

– Господин!.. – ахнул Бренед. – Ответов!.. За что?!

– Цитирую, – произнес Ксаурр, меняя голос на густой злобный бас. – «Они все – бесполезные куски дерьма, погрязшие в собственных удовольствиях и забывшие о своих гхьетах!».

– Фурундарок?! – узнала голос Лактачея.

– «Согласен», – продолжил Ксаурр, снова меняя голос на ленивый, пронизанный скукой. – «Кетевромая разочаровывает меня. Куда бы лучше на ее месте справлялся внучатый племянник. Я сделал его своим протеже».

– Гариадолл… – с ужасом узнала голос патрона Кетевромая.

– «В таком случае мы пришли к общему решению», – изменил голос в третий раз Ксаурр. – «Да будет так».

– Корграхадраэд… – пробормотал Бренед.

Ксаурр улыбнулся особенно ехидно, особенно злорадно, и уже собственным голосом сказал:

– «Может, доверите это мне? Я люблю играть в кошки-мышки».

– Господин, не надо, я буду хорошим!.. – взмолился Бренед.

Впервые в жизни – искренне, без мазохистического томления.

Но было уже поздно. Мелькнула фиолетовая молния, и барона разорвало в клочья. Ксаурр выпотрошил его так быстро, что никто даже не успел заметить.

А Кетевромая и Лактачея бросились наутек. Понеслись в разные стороны – и вслед им несся хохот Смеющегося Кота.

– Раз, два, три, четыре, пять, пришло время выбирать… – отдавалось в стенах гулкое эхо. – Неважно, первой иль второй, ты распростишься с головой…

Он выбрал Лактачею. Кошмарная бронированная крыса слышала вокруг свист – то струился в потоках воздуха Ксаурр. Демолорд иногда частично появлялся – то мелькала когтистая лапа, то сверкала белозубая улыбка. Лактачея бежала по красной ковровой дорожке, и та на глазах меняла цвет, становилась лиловой, обрастала шерстью… а в конце распахнулась пасть!..

Лактачея заверещала и свернула в коридор. Дорожка за ее спиной опала, а Ксаурр снова взорвался хохотом.

Тем временем Кетевромая отчаянно искала выход. Теперь она знала, кто их удерживает – и у нее появилась надежда. Она мгновенно перенеслась в холл, к главному входу – и принялась искать лазейку. Ксаурр сейчас занят, она может успеть…

И у нее был один-единственный шанс. Если активна демоническая сила, то всегда есть такой способ – напрямую обратиться к своему счету. Потратить условки… много, очень много условок на что-нибудь особенное.

Например, на жизнь и свободу.

Ни один барон не согласился бы на такое. Слишком дорого встает. Ударив в печати Ксаурра, Кетевромая почувствовала, как пустеет ее счет, как отдают весь ресурс условки, как улетучиваются на перерождение миллионы душ… да сколько же там надо?!

Больше половины. Она истратила больше половины… но врата распахнулись. Баронесса… уже не баронесса, а просто обычный гхьетшедарий, Кетевромая вылетела наружу, попыталась телепортироваться прочь, в свой гхьет… но ее пригвоздило к месту.

Напротив ворот стоял Бракиозор. Палач Паргорона высился неподвижно, как гора – и его взгляд блокировал телепортацию.

– Я… я не думал, что кто-то из них так сделает, – раздался удивленный голос. – Это же просто безумная растрата!

Каген. Он смотрел на Кетевромаю с отвращением и ненавистью, а по его сюртуку тек чай. Кажется, Паргоронский Купец пролил его на себя от возмущения.

Бывшая баронесса растерянно озиралась. Тут… тут были демолорды. Целых одиннадцать демолордов. Они парили в воздухе, сидели в сотворенных креслах и… все это время они смотрели, как их десятерых убивают.

Это действительно оказалось шоу. Только для узкого круга избранных.