Александр Рудазов - Паргоронские байки. Том 4 [СИ]

– Может, это все-таки была Инграста? – с надеждой предположила Кетевромая. – Давайте считать, что это была Инграста!

– Зяван или Киндекорда тоже могут оказаться живы, – напомнил Бхеган. – Трупов мы не видели. Они могут где-то прятаться.

– Зяван… Киндекорда… – протянула Кетевромая. – Лактачея, а все-таки почему ты решила, что ларитрин у Инграсты? Чавланадол ее сожрал целиком… но потом сумел принять истинный облик. Значит, ларитрина при ней не было.

– Подожди, – нахмурился Бхеган. – Разве он подействует, если не откупорить?

– Он должен попасть внутрь. Неважно, каким путем. В закупоренном виде тоже можно.

– Подожди-подожди. Если флакон не откупорить, он просто угодит в анклав и будет там.

Гхьетшедарии призадумались. Они не знали таких подробностей. Ларитрин – не та вещь, с которой можно проводить эксперименты. Ларитры поднимают дикий вой каждый раз, когда его засекают – даже у демолордов бывают из-за этого неприятности.

– Предлагаю успокоиться и все обдумать, – сказала Лактачея. – Нас пытаются убить, но это не причина впадать в истерику. Давайте расслабимся. Поедим, выпьем… предлагаю небольшую дружескую оргию, чтобы снять напряжение.

Предложение всем понравилось. Бароны ведь именно за этим и пришли в «Дом наслаждений» – расслабиться в большой компании. Они переместились в один из теплых бассейнов, где разбились по парам – Кетевромая с Лактачеей, Бхеган с Бренедом. Потом было немного «змейки», потом – «воздушный перекресток»… Гхьетшедарии не зависят от гравитации, так что знают множество поз, недоступных для смертных.

– Кха-а… я не могу сосредоточиться… – сказал наконец Бхеган. – Извини, Бренед, ты не в моем вкусе все-таки. А помимо прочего – сегодня слишком странный день.

– Ты тоже не в моем, – сказал Бренед. – Ты слишком… мягкий.

Они действительно не могли отвлечься. Гибель других баронов их не волновала, но ведь следующим может оказаться любой из них!

И вот эту мысль выбросить из головы не получалось.

– Кстати, Бхеган, не хочешь хоть разок попробовать с женщиной? – спросила Лактачея. – Не хочу нагнетать, но кто знает, будет ли еще возможность?

– Замолчи, – поморщился Бхеган. – Многое говорит о вашем племени, конечно. Даже под страхом смерти пытаетесь к себе затащить.

Кетевромая плюхнулась в глубокое кресло, с подозрением глядя на остальных троих. Бренед как бы невзначай подполз и сел у подлокотника. Но Непрошеной Спутнице было не до него, она продолжала переигрывать в голове ту сцену, когда погибли Инграста и Чавланадол.

– Лактачея, что ты там ешь? – спросила она.

– Орешки, – кинула в рот горсть баронесса. – У скорлупы пикантный привкус. Хочешь?

Кетевромая не ответила, пристально глядя на рот Лактачеи. Ее щеки характерно двигались, челюсти сжимались, дробя скорлупу орехов макадамия.

Но только с правой стороны. Левая щека оставалась неподвижна. А еще во время их развлечений Лактачея избегала поцелуев…

Кетевромая наблюдала еще некоторое время. А потом… она шепнула что-то Бренеду и мгновенно переместилась в пространстве.

– Э-эй!.. – возопила Лактачея, но ее уже стиснули с двух сторон.

Бренед схватил ее за нижнюю челюсть, Кетевромая вывернула руки. Потоки демонической силы пересеклись и запутались, как сплетенные канаты. Воздух замерцал, реальность поползла в стороны…

– Помоги!.. – взмолилась Лактачея, глядя на Бхегана… но тут пальцы Бренеда влезли ей в глотку.

Флакончик был там. За щекой. Вечно обнаженным, гхьетшедариям сложно прятать вещи… особого рода. Те, что нельзя просто кинуть в пространственную складку. Те, которые нужно еще и дополнительно скрыть в собственной ауре.

Из вариантов у них есть только отверстия в собственном теле и волосы. А Лактачея стриглась довольно коротко.

– Так это все-таки была ты!.. – пропыхтел Бренед.

Бхеган в ярости зарычал, толкнул Лактачею… и ее челюсти со стуком сомкнулись. Бренед вскрикнул, из обрубков пальцев брызнула кровь… но и флакончик тоже раздробился.

Лактачея захрипела. Ларитрин подействовал мгновенно, демоническая сила исчезла – и одновременно с этим в горло попали осколки флакона. Убить они ее не могли, но боль теперь причиняли.

– Какая у нее любимая еда? – спросил Бхеган, пока Бренед махал рукой, отращивая новые пальцы.

– Сам не видишь? – поморщился Величайший Мазохист.

Лактачея ползла к столику с орехами. Запустила руку в вазочку, жадно схватила один и попыталась разгрызть… тщетно. Скорлупа макадамии слишком тверда, без демонической силы ее не разгрызть.

Проглотить же целиком не выходило из-за осколков. Корчась, обливаясь слезами и плюясь кровью, Лактачея пыталась принять свое противоядие, а трое остальных парили в воздухе и смотрели.

– Поможем ей? – предложила Кетевромая.

– Я не хочу, – отказался Бхеган. – Она обманула нас, и нас стало меньше.

– Если она умрет, нас станет еще меньше.

– Она не умрет. Это всего лишь ларитрин, она по-прежнему бессмертная. Ей просто больно.

– Скажи… насколько тебе больно?.. – с придыханием спросил Бренед, жадно вглядываясь в лицо Лактачеи.

– Бренед, ты что, начал испытывать удовольствие от страданий кого-то, кроме себя? – насмешливо спросил Бхеган.

– Сегодняшний день заставил меня многое переосмыслить.

Лактачея продолжала корчиться, борясь с макадамией. Но тут не было никаких ножей, молотков, ключей для орехов… гхьетшедариям все это не нужно. Им не нужны никакие инструменты, обычно достаточно просто пожелать. Лактачея хрипела, с мольбой тянула руки… а остальные молча смотрели.

– А нам нужно дышать, когда мы под ларитрином? – спросила Кетевромая.

– Вот сейчас и узнаем, – ответил Бренед, не отрывая взгляда от побагровевшей Лактачеи.

Она не умирала. Мучилась, страдала, задыхалась – но задохнуться не могла. Бессмертный дух удерживал ее в живых.

– Что насчет ловли на живца? – предложил Бхеган. – Оставим ее одну…

Лактачея умоляюще захрипела. Но Бренеду и Кетевромае предложение понравилось. Втроем они подняли обессиленную баронессу и подвесили к потолку – а сами исчезли. Испарились, слились со стенами.

Долгое время ничего не происходило. Лактачея болталась, корчилась, плакала, пыталась освободиться. Ей скрутили и вывернули руки, тело ломило от давно забытого ощущения… боли. Гхьетшедарии чувствуют ее наравне со смертными, пока не пройдут преобразование.

Лактачея прошла свое семь тысяч лет назад. Из них четыре тысячи она была баронессой. Если не считать отдельных случаев, когда ей хотелось пожестче, она всегда испытывала только приятные ощущения.

«Думаешь, кто-то попадется в такую простую ловушку?», – мысленно спросила у Бхегана Кетевромая.