Александр Рудазов - Паргоронские байки. Том 4 [СИ]

Агапет медленно обводил взглядом бесчисленных титанов – но не видел на лицах сомнений, не видел колебаний. Титанам такое неведомо. Нет вещи, которой они боятся. Слыша слова Катимбера, Рузульвета, Агапета, Метерона, слыша пророчество Экольгена – многие прямо тут же обретали свой жребий. Неокончательный еще, несформированный – но он уже просыпался в титановых сердцах, наполняя их новой, невиданной мощью.

– В последний раз спрошу! – возвысил голос Агапет. – Остается ли кто здесь?! Пока есть время – покинь Город Титанов, ибо потом будет поздно!

– Ты знаешь, что никто не уйдет, – печально произнес Медеор. – Даже я не уйду, хоть и в последний раз скажу, что негодное мы затеяли. Не может война быть благородным делом, не бывает доброго в битве насмерть. Даже если бьешься за правое дело, смертию справедливость не свершить и ничего не исправить. Начав войну, можно сделать только хуже.

Катимбер одарил Медеора снисходительным взглядом. Никто в целом мире не назовет Животворящего трусом, никто не дерзнет упрекнуть в робости. Но всем известно, что он поклялся не причинить вреда ни единой живой душе. Во всех войнах, что вели титаны, Медеор единственный никого не убил и даже не ударил.

Но и не показывал никогда спину. Несть числа титанам, которых он спас. Обретший жребий врачевателя, Медеор без устали спасает жизни, несет исцеление всем, кто его заслуживает.

И тем, кто не заслуживает – тоже. Не верит Медеор в худых созданий, не признает существования зла. Для него нет правды и неправды, нет света и мрака – есть только жизнь и смерть.

В этом его битва, в этом его противостояние. Хтоническое, извечное. Противостояние с небытием, с гибелью, с энтропией.

Все прочие конфликты меркнут рядом с этим.

Но Медеор, будучи непримиримым противником войн и насилия, сам никогда их не бежал. Напротив, всегда шел туда, где они начинались – и спасал всех, кого мог. Как и многие, обретший свой жребий посреди Мирового Катаклизма, он сумел даже вернуть к жизни некоторых, кому судьба предрекала погибнуть.

В том числе и Катимбера.

Потому он и не сказал ничего Медеору, потому и не стал вступать в спор. Животворящего не убедить взять в руки меч, не убедить пролить кровь. Даже за правое дело, даже ради борьбы с величайшей тиранией на свете.

Главное, что Медеор с ними, что он не изменит титановой правде. Он уже масштабировался вместе со всеми, рос, увеличивался – и изливал потоки звездного света. Купаясь в нем, молодые титаны взмывали в воздух, воспаряли в небеса, окутывались облаками – и поднимались все выше, захваченные притяжением титанов высших, обретших жребий.

Ядром всего был Агапет. Предвечный уходил в космос живой кометой. В его сияющей коме следовали Катимбер, Рузульвет, Метерон и другие изначальные, а могучим хвостом были десятки тысяч молодых. Звездный свет Агапета все усиливался, гало ширилось, он выдал кольцо чистой энергии – и титаны вышли на орбиту.

МЕНЯЕМ ВЕКТОР, – прошел беззвучный сигнал. – РАЗВЕРТЫВАЮ ТЕССЕРАКТ.

Агапет перешел в волновую форму – и увлек за собой всех остальных. На одно мгновение измерения сместились, сдвинулись по шкале. Длина стала шириной, ширина высотой, высота глубиной, а глубина…

ПРОХОДИМ КРОМКУ. ПРИГОТОВИТЬСЯ.

Пространство сменилось пространством. Холодный вакуум превратился в разреженный Свет – и из этого Света метеорами полетели титаны.

ШТУРМ.

Пятьдесят тысяч титанов разом ворвались в Сальван! С огнем и молниями, с космическим ветром, словно живые энергетические потоки – они хлынули вниз, к Блаженному Океану. Тормозя на лету о чистый сальванский воздух, они вновь становились материальны, вновь обретали четкую форму – и вновь струился ихор в их жилах.

Гудел и полыхал Ириапонт, радужная граница Сальвана. Мир богов и светлых духов велик, очень велик, Камень поместится в нем раз двадцать… но большая его часть – пустота. Бесконечная воздушная толща, напоенная светом, музыкой и чудесными облаками.

Теперь их пронзало живыми кометами, прошивало охваченными пламенем титанами. Прекрасные небесные дворцы взрывались один за другим, разлетались в клочья. Светлые духи вырывались из них паром, уносились прочь с испуганными криками.

Титаны не гнались за ними, не пытались убивать. Они не желали уничтожения Сальвана, не желали и смерти богов. Может быть, один только Катимбер, чья ненависть иногда перехлестывала через край, но не остальные.

Титаны – не демоны и не Всерушители. Их разум не опорочен Тьмой и не кипит от первозданного Хаоса. Победив драконов и гигантов, титаны оставили их в живых, позволили жить свободно, не ограничили ни в единой малости. Они не истребили ни тех, ни других – хотя имели и право на то, и возможность.

Не собирались они делать такого и здесь. Титаны желали только продемонстрировать богам свою силу. Показать: вот каковы мы, вот что такое титанова сила! Не смейте нам указывать, не считайте себя выше нас! Нам не нужен ваш Сальван, но и вы не претендуйте на наш Камень!

С этим желанием многотысячный титанов рой долетел до сердца Сальвана, долетел до Грухтахена, единственной здесь тверди. Каменного шара, что в самом центре Облачной Вершины, что в самой середке Блаженного Океана. До Гиалиса долетел, столицы небожителей на громадном облаце, что вращается вблизи Грухтахена.

Здесь и началась самая жара, началась огненная буря. Часть титанов рассеялась по пути, осталась на разрозненных облацах с их дворцами, чертогами, дивными садами – но основная часть обрушилась на Гиалис, на его ажурные, чистого света шпили и купола. Сказочный город накрыло градом, накрыло метеорами – и каждый метеор был о двух руках и двух ногах, каждый был комом чистого гнева, и каждый крушил все с немыслимой силой, питаясь от Агапета Предвечного.

Титана, чей жребий – освещать другим путь.

Нападение было неожиданным. Если не считать колоссальных ургонов, что служат Сальвану живыми колоннами, мир богов не охраняется, не имеет пограничной стражи. Да и как охранять целый мир? Он же огромен, а пройти сквозь Кромку можно в любом месте. Прорыв титанов оказался для богов ужасным сюрпризом – и прошло некое время, прежде чем они отреагировали.

Но потом… потом из Оргримуса повалили эйнхерии, и впереди всех мчался разъяренный Энзирис. Не передать всего гнева бога войны, к которому война явилась на порог!

Лишь на волосок отстала от него Вената, богиня охоты. Валькирии-алайсиаги вылетали сотнями на стихийных конях – и кони на лету превращались в грозовые ветра, снежные вьюги, кипящие буруны!

Вот первая небесная стрела вонзилась в лоб молодому титану! Впилась, затрепетала… и опала бессильно! Рассмеялся титан, отталкиваясь от воздуха, прыгнул к алайсиаге, вышвырнул ее из седла!