Д Штольц - Небожители Севера

Значит, уже завтра, думал встревоженный Уильям. Суд был разделительной чертой между прошлым и будущим, и ему казалось, что это событие поменяет очень многое в его жизни. Устало выдохнув, вампир провалился в целебную дремоту, чтобы его тело быстрее выздоровело.

На рассвете следующего дня Уильям проснулся, сонно потянулся и посмотрел на все еще мирно храпящего капитана. Последний день пути обещал быть гадким — дождь за окном лил как из ведра. Вспомнились долгие осенние вечера, капли, стучащие по крыше. Руки сами потянулись к карману седельной сумки.

Уильям нащупал подарок Линайи. Он с тоской рассматривал тоненькое серебряное украшение, проводя кончиками пальцев по нехитрым изгибам и простенькому замочку. Образы из прошлого нахлынули на него, словно волны горной реки.

Он вспоминал свое детство, встречу с Вериатель, вспоминал тот день на берегу Сонного озера, когда его любимая демоница, задрав платье, взобралась на него сверху. Потом была Линайя, его милая девушка с задорными синими глазами. Он о ней так мало вспоминал в последнее время! Затем в памяти Уильяма всплыл Хемарт со своей отравой, Бартлет с повязками на лице, насмехающийся над ним, привязанным к позорному столбу. Вспомнил, как огрел стулом графа, своего покровителя и защитника, полагая, что имеет дело с Райгаром. И тот день, когда Йева пришла с кувшином и двумя кружками в его темницу, и то, что он чувствовал, лаская ее стройное и красивое тело, вспоминал ее смеющиеся зеленые глаза…

Но в последнее время Йева закрылась от него, отстранилась. Он это чувствовал, видя её натянутую улыбку, мрачный взгляд и то, как она отворачивается от него. Но в чем он был виноват и что такое натворил? Он не знал причины, но очень бы хотел все исправить, вернуть на прежние места.

В памяти всплыли разговоры с Филиппом фон де Тастемара, и Уильям, продолжая рассматривать серебряный браслетик, тепло улыбнулся. В Брасо-Дэнто он, кажется, приобрел дом, любовь и отца.

Сэр Рэй всхрапнул и открыл глаза на мгновение, потом снова закрыл, провалившись в сон, чтобы узнать, чем же там все закончится. Уильям спрятал украшение обратно в седельную сумку как можно глубже, чтобы оно больше не попадалось ему на глаза, и поднялся с кровати. Полуобнаженный по пояс, он надел рубаху, поддоспешник, услужливо заштопанный слугой герцога, и, напялив сапоги, вышел в коридор.

Похоже, что все-таки рассвет еще не наступил — погода порой так обманчива. А может, всему виной был непрекращающийся дождь, монотонно стучащий по крышам. Но как бы то ни было, прочие члены отряда все еще спали в своих комнатах.

Вдалеке полыхнула молния, и следом прокатился далекий раскат грома.

Уильям вышел на улицу, натянул на голову глубокий капюшон теплого плаща и пошел прочь из города. Он пребывал в странном состоянии, когда нужно было побыть одному и разобраться в себе. Вышел за ворота и под дождем, меся грязь ногами, побрел к реке. Возможно он хотел увидеть Вериатель, хотя на самом деле он просто шел куда глаза глядят. На берегу стояла маленькая и закутанная в длинную накидку фигурка. Он узнал ее и тихонько окликнул.

Йева, удивленная, обернулась.

— Что ты тут делаешь? — одновременно спросили друг друга вампиры и так же одновременно замолчали.

Они смотрели друг на друга через пелену ливня, смахивая стекающие по капюшону капли.

— Я просто пришла. Не спалось… — первой ответила Йева, отвернувшись. Она смотрела на спокойную реку, что величаво и неторопливо текла через Ванские равнины и лес.

— Мне тоже не спалось, — сказал Уильям. — Йева, я не знаю, отчего ты не хочешь больше меня видеть… Но…

— Хочу, — прошептала она.

— Но что же тогда случилось? О чем я не знаю, Йева? Ты буквально в начале сезона Лионоры ходила со светящимися глазами, счастливая… А сейчас? Молчаливая, скрытная, не желаешь ничего говорить! — Уильям с тревогой смотрел на чуть покрасневшие от этих слов глаза Йевы, словно он разбередил рану в ее сердце. — Неужели я стал тебе противен?

— Нет, конечно же не стал, — печально покачала головой Йева и вновь отвела взгляд.

Как бы ей хотелось рассказать ему, что ее гложет на самом деле. Но она не могла. И дело было даже не в верности отцу и семье, а в том, что Уильяма все равно найдут, поймают и приведут на суд. Йеве оставалось лишь надеяться, что все решится в его пользу. Но что-то ей подсказывало, что надежда эта пуста и тщетна.

Тогда Уильям, так и не добившись ответа, просто протянул дочери графа руки. Та взялась за них, и он прижал ее к себе, распахнув плащ. Йева уткнулась носом в теплый поддоспешник и еле сдерживала слезы, всхлипывая. Так они и простояли под раскатами грома и сверкающими вокруг молниями в обнимку.

В конце концов Уильям с печальною улыбкой наклонился и поцеловал хрупкую девушку в лоб. Та фыркнула, как Кельпи, и отмахнулась. Он, ухмыльнувшись, приподнял рукой лицо Йевы и поцеловал уже в губы.

Внезапно совсем рядом с ними молния ударила в дерево. Вспыхнул на мгновение яркий столб света, затрещало. Йева вздрогнула и посмотрела на горящее дерево, расщепленное до самого корня и горящее даже под проливным дождем.

— Неудачное время для прогулок, — сказал Уильям, и пара спешно покинула открытое пространство.

Вырвав руку из объятий мужчины, Йева вновь закуталась поплотнее в плащ и ускорилась. Уильям покачал головой, не понимая, что происходит у неё в душе. Все его попытки разобраться в происходящем разбивались в пух и прах.

Меж тем, на постоялом дворе царило оживление — люди просыпались, уныло поглядывая на непогоду, и собирались в путь. Уже позавтракавшие солры, укутавшись в накидки, запрягали лошадей, навешивали седельные сумки, подтягивали подпруги. Наконец все взобрались на лошадей и тронулись по каменистой дороге за ворота, а оттуда по главному тракту — в Йефасу.

Они проехали мимо березового Ванского леса. Таких деревьев Уильям никогда прежде не встречал.

Весь день лил дождь, и все путники хмурились и молчали, не пытаясь перекричать шум воды. Один лишь Леонардо ехал счастливый и улыбчивый — впервые за пару дней после моста он пребывал в замечательном расположении духа и предавался честолюбивым мечтам. Но время от времени его руки касались обезображенного лица, которое он всегда холил и лелеял, и это ненадолго возвращало его в реальность. Тогда он хмурился, но потом сознание опять ласково возвращало его в фантазии, где он стал Старейшиной.

Филипп же ехал совсем угрюмый и молчаливый. Он погрузился в думы, сомневался, вспоминал. Как-то раз к нему обратился сэр Рэй по поводу размещения в Йефасе, но граф не ответил, продолжая отрешенно смотреть на равнины. Удивленный сэр Рэй снова повторил вопрос — он давно привык к собранности господина. Но и тогда Филипп не ответил. И лишь через пару мгновений его глаза, постаревшие и опутанные сетью морщин, уставились на опешившего капитана гвардии, и граф Тастемара мрачно поинтересовался у рыцаря, что тому нужно.