Д Штольц - Небожители Севера

Рядом с ним, на столике из дуба, стояла чаша, из которой поднимался вверх, чуть извиваясь, легкий успокаивающий дым. Он окутывал тонкой вуалью бессознательное тело, погружал его в еще более глубокий сон, целебный и продолжительный. Вампира обмыли, перевязали разорванное горло, одели в белоснежную рубаху с высоким воротником и серые штаны из мягкой ткани. И он лежал на большой кровати под светлым балдахином, умиротворенный и окуренный травами.

Лицо его было спокойно и безмятежно, грудь равномерно поднималась и опускалась. Он исцелялся и до сих пор так и не очнулся с самого суда, хотя Гейонеш уже перестал действовать.

Заметив, что солнце играет на лице молодого господина и доставляет ему неудобства, молодая девушка-служанка вскочила из-за столика, который стоял посреди огромной комнаты, освещенной светом трех окон, и быстренько поправила балдахин. Затем вернулась к низкому столу, села на колени и принялась дальше шить вместе со своей сестрой. Сероглазые, темноволосые и стройные девушки порой бросали любопытные взгляды на сына своей хозяйки, но из-за страха получить замечание делали это мельком.

В кресле рядом с кроватью, закинув нога на ногу, сидела Мариэльд де Лилле Адан в сером платье. Волосы графини, на ноэльский манер, служанки заплели в несколько кос, которые соединили в одну, украсив серебряными шпильками с цветками.

Графиня наблюдала за своим обретенным сыном с легкой улыбкой. Рядом с кроватью стояло еще одно кресло, которое оставили специально для лекаря, что приходил время от времени и следил за состоянием Уильяма.

Вдруг в дверь постучали. Швеи, они же личные служанки графини, вздрогнули, и одна из них подскочила и побежала открывать дверь. Мариэльд же, не поведя и бровью, продолжала сидеть в кресле и наблюдать.

В комнату вошел Филипп в черном котарди. Мариэльд повернула голову в сторону служанок.

— Оставьте нас одних, — тихо, но властно сказала она, и те спешно покинули комнату.

Филипп сел в кресло напротив графини, всмотрелся в умиротворенное лицо спящего Уильяма, принюхался к аромату дурмана, что курился из чаши на столике. А когда убедился, что вампир окурен лишь успокаивающими травами, то посмотрел на Мариэльд и хотел уже было открыть рот, но она его опередила.

— Твой приход сюда бесполезен, Филипп, — спокойно и высокомерно сказала женщина и сцепила руки без каких-либо украшений в замок, положив на колени.

— Я знаю, Сир’Ес Мариэльд, — ответил граф и снова посмотрел на потерянного сына. — Но я не мог не прийти к своему сыну.

— Моему сыну, Филипп, моему.

Мариэльд поднялась из кресла, подошла к столу у противоположной стены, взяла оттуда какую-то бумагу и, шелестя юбкой серого платья из мягкой ткани, вернулась. Приняв бумагу, Филипп вчитался. Подписанный Летэ с проставленным гербом и печатями документ извещал об усыновлении Уильяма и принятие его в род Лилле Адан.

— Юлиан де Лилле Адан? — поднял брови Филипп и хмуро продолжил зачитывать бумагу, проверяя все до последней буквы с малейшей надеждой, что хоть где-то закралась ошибка.

— Да, Юлиан. Как мать, я дала ему другое имя, — кивнула графиня.

Документ был оформлен идеально и, вернув бумагу, Филипп положил руку на подлокотник кресла и устало подпер лоб раскрытой ладонью, прикрыл глаза. Граф прекрасно понимал, что он не в силах вернуть потерянное, что он проиграл, но что-то держало его в этой комнате, у кровати Уильяма, а теперь уже Юлиана.

— Сир’Ес Мариэльд, я прошу вас, донесите до него хотя бы то, что я изменил свое решение, — тихо сказал он после небольшого молчания.

— Зачем? — мягко спросила графиня Ноэльская, погладив свое колено.

Филипп поднял голову и посмотрел на хозяйку Ноэля, нахмурив брови.

— Вы не собираетесь ему ничего рассказывать о произошедшем на суде? — Филипп вцепился взглядом в совершенно спокойное лицо Мариэльд, а та сидела и продолжала улыбаться, как улыбаются победители — покровительственно и свысока.

— Нет. Я не вижу в этом никакого смысла. Зачем подливать масла и заставлять его метаться меж двух огней?

— Тогда я поговорю с ним сам, как только он проснётся.

И тут Филипп посмотрел за плечо Мариэльд, на низкий столик посреди комнаты, на котором лежал мужской наряд.

— Попробуй. — По губам графини проползла улыбка, и она тоже обернулась, бросила мимолетный взгляд на стол, а потом быстро развернулась обратно.

А граф Филипп фон де Тастемара все продолжал смотреть на костюм, который его очень насторожил. Он поднялся с кресла, медленно подошел к столику и, наклонившись, стал рассматривать результат труда швей.

Ноэльцы, в отличие от прочих северян, предпочитали разделенный верх и низ, и, пропитавшись культурой Юга, носили шаровары с завышенной талией. Подпоясав их широким ремнем либо кушаком, они заправляли в шаровары белоснежные рубашки со стоячим и высоким воротником, с узкими либо чуть расширенными у локтя рукавами и обязательным запахом на груди.

Поэтому, когда Филипп увидел на столе мужские шаровары серого цвета из плотной ткани, белоснежную рубаху с длинным узким рукавом и высоким стоячим воротником и верхнюю шерстяную рубаху серого цвета, в тон шароварам, с обрезанным на локте широким рукавом и запахом на груди, который открывал нижнюю рубаху, то не удивился фасону. Но его внимание привлекли ткань и вышивка.

Это был дорогой южный, привезенный из-за Черной Найги, материал, который долго не изнашивался, был приятен телу и в холод, и в жару, но… Его отличительная особенность — сложность пошива одежды из такой ткани.

Костюм же был, вероятно, уже почти подогнан по замерам тела заранее, что, учитывая высокий рост Уильяма, было странно. Дотронувшись до вышитого на рукавах верхней рубахи цветка голубого олеандра, символа Ноэля, до идеальных швов и украшенному витиеватым узором воротнику нижней рубахи и кайме верхней, Филипп удивился сложному исполнению костюма и нахмурился.

Там, в углу комнаты, на кресле уже лежали и другие готовые запасные костюмы — черный мужской длинный плащ с прорезями для рук, украшенный по высокой горловине и капюшону белыми олеандрами, сапоги из мягкой добротной кожи, — все это было, похоже, сшито давным-давно и теперь ожидало, когда новый хозяин очнется и облачится в костюм ноэльца.

— Сир’Ес Мариэльд, эти вещи нельзя сшить ни за день, ни за неделю. Работа очень тонкая и кропотливая, а арзамасовые ткани дорогие и привозятся издалека, с песчаного юга.

— Да, ты прав. И что в этом такого? — весело произнесла Мариэльд.

Женщина сидела в кресле и наблюдала за сыном, игнорируя озадаченного графа, который стоял позади.

— Получается, вы знали, что воспользуетесь клятвой совета еще до того, как увидели Уильяма и его воспоминания.