Д Штольц - Преемственность

Он потупил взгляд и грустно усмехнулся.

— Да и фон де Аверин из меня, как из курицы — жеребец.

Филиппа позабавило сравнение и он, не выдержав, широко улыбнулся.

— Ну право же, не стоит в таком ключе о себе говорить. Давай к следующему вопросу.

— Ах да… Знаете, господин, вопросов слишком много, я не хочу вас задерживать… Разве что изволите рассказать про обещание Гиффарда, я постоянно вспоминаю о нем, о той радости, с которой он это говорил.

— Радости? — переспросил задумчиво граф.

— Да, мне показалось, что он это сказал с каким-то воодушевлением, словно и рад был сказанному.

— Хм… Я не понимаю, почему он говорил с радостью о земельном вопросе, который мы решали. — Филипп нахмурил брови и почесал густую щетину. — Признаться честно, сам не могу сообразить… Ты же потом потерял сознание?

Уильям кивнул.

— Что-то сдается мне, что ты услышал не всю фразу.

— Наверное вы правы, господин. В любом случае, меня не интересуют ни земельные, ни денежные вопросы, я считаю, что не вправе даже думать об этом и все должно решаться на ваше усмотрение.

— А вдруг речь идет о чем-то ценном? — Филипп наклонился вперед и с интересом посмотрел на этого чудного рыбака. Тот говорил с ним вежливо и почтенно, но без раболепия, присущего многим простолюдинам.

Уильям отрицательно покачал головой.

— Вы спасли мне жизнь. Я и так обязан вам всем.

Уильям преданно взирал на того, кто должен быть предать его суду и потребовать смерти. Наконец, граф поднялся со стула.

— Мне пора. У тебя есть какие-нибудь пожелания?

— Нет, господин.

Филипп покинул камеру, пребывая в думах. Графу понравилась вежливая, но не заискивающая манера общения Уильяма, его открытое и честное лицо, ум и ясность в глазах. Был бы у Филиппа выбор, он бы сохранил ему жизнь… Но выбора как раз и не было — Йева и Леонардо, его любимые дети, смертны. Промчатся годы, словно мгновения, дети начнут увядать и умрут на руках у отца либо от старости, либо от ран, как это произошло с его родной семьей. Хотя бы одного ребенка граф должен спасти, пусть и ценой жизни этого рыбака.

К вечеру прибыл гонец из Йефасы с ответом на письмо, которое граф отправил еще до того, как забрал Уильяма из Вардов. Граф с нетерпением раскатал плотный пергамент по столу из черного дерева и принялся читать.

Письмо было написано в сдержанном деловом стиле, и в нем сообщалось, что суд проведут ближе к зиме, в начале сезона Граго.

— Ждать почти два сезона? — воскликнул удивленный Него, хватаясь за голову. — Но почему так долго, господин? Ведь до Йефасы всего лишь две недели верхом!

— Потому что это беспрецедентный случай по крайней мере за последнюю тысячу лет, — ответил граф и, прочтя письмо еще раз, отложил его. — После Кровавой войны появился запрет на передачу крови человеку. Если кто-нибудь из самых отдаленных Старейшин захочет поучаствовать в суде, например, Синистари, живущий далеко на Севере, то он доберется до Йефасы пешком лишь к середине-концу сезона Лионоры. Это было предсказуемо, Него.

— А когда вы будете переводить этого рыбака в верхние комнаты?

— Скоро. Но скоро — понятие растяжимое… Я думаю, что он посидит пока в тюремном блоке до сезона дождей, а там глянем. Все благодаря длинному языку моего сына.

Спустя пару месяцев. Середина лета, сезона Самама.

Ночь всё еще окутывала Солраг. Йева вошла в камеру за полчаса до того, как небо на востоке окрасят первые солнечные лучи. Она несла в своих руках большой кувшин крови с двумя кружками и вздрогнула, увидев, что кровать пустует.

— Две кружки? — испугал ее Уильям, который стоял в углу комнаты, прислонившись к стене спиной и сложив руки на груди.

— Ох, Уильям, прячешься, — воскликнула девушка и поставила принесенное на деревянный стул.

— Здесь спрячешься, — широко улыбнулся вампир и развел руки, охватив ими пространство небольшой камеры.

— Да я просто… кхм… сегодня много дел, отец покинул замок и весь день пробудет в городе, обсуждая с торговыми мастерами расширение рынка, а на мои плечи легла забота по ответам на всякие прошения… Так что, чтобы не бегать туда-сюда, я принесла сразу большой кувшин. — Дочь Филиппа тоже улыбнулась, но чуть смущённо, и убрала за ухо непокорную прядь коричнево-рыжих волос.

Она наполнила из кувшина кружку и села на второй стул, но тот от времени и сырости покосился, да так сильно, что стоять ровно ему было не суждено.

Недовольная Йева, не привыкшая к таким условиям, встала и окинув комнату взглядом поняла, что сесть ей больше некуда. Но Уильям подвинулся на кровати, и Йева устроилась рядом с ним.

Он прихлебнул кровь и погладил языком ломящие клыки.

— Чуть теплая, — облизнулся Уильям, когда напиток слегка ударил в голову, вызывая слабое чувство опьянения.

Перед его глазами всего лишь на мгновение промелькнула какая-то картина. Уильям моргнул, и странный образ сразу же растворился. В последнее время эти видения преследовали его после каждого приема крови. Рыбак поначалу не придавал им значения — они были слишком смазанными и мутными, но в последние дни ему стало казаться, что это походило на воспоминания чужих людей, пусть и рваные. И все же, неуверенный в своих ощущениях, Уильям пока молчал и ничего не спрашивал ни у Йевы, ни у Филиппа, который стал редким гостем в его темнице.

— Да, при мне брали из одного бунтаря, которого вчера приволокли в тюрьму. Уильям, отец вчера как раз вернулся из поездки на север, в которую сорвался из-за мятежа. Он сказал, что через несколько недель, когда пойдут дожди, переведет тебя в верхние комнаты.

— Ничего себе, — удивился Уильям.

— Ты уже, наверное, думал, что останешься здесь до самого суда?

— Если честно, то да. Я не стремлюсь куда-то из этой камеры, да и граф в последние пару недель перестал заходить. Я уж было решил, что он слишком занят.

— Занят, Уильям, — подтвердила Йева, забирая из рук мужчины кружку, которую он наполнил и ей. — Но когда начнутся дожди, то осенью в этой камере станет совсем промозгло и сыро из-за её расположения.

— Понятно. Скорее бы суд уже.

Йева вздрогнула, это не укрылось от наблюдательного взгляда парня, он повернул голову к девушке, которая сидела совсем рядом, так что они соприкасались плечами.

— Что такое, Йева?

— А что будет после суда… Куда ты пойдешь, Уилл? — спросила Йева, пытаясь скрыть дрожь в голосе, и отвела глаза влево.

С какой легкостью рассуждает этот бедняга о суде, на котором его должен лишить жизни тот, кто приютил и дал ему кров. Но Уильям-то об этом не знал.

— Я не знаю… Наверное, вернусь в Брасо-Дэнто, постараюсь устроиться здесь помощником лекаря либо писарем, сниму комнатушку и буду жить, — чуть мечтательно произнес Уильям. — Может, буду иногда встречать тебя, кто знает… Накоплю денег, попытаюсь найти хорошего целителя для матушки, а дальше… Но слишком туманно все с этим судом, я не знаю законов Совета.