Д Штольц - Преемственность

— Но как же ты… Как же она после тебя? Тот жених же обнаружит, что она не девственница. На Севере к этому относятся серьезно, а у вас в Офурте так вообще…

— Я с ней и не спал, терпел, — невесело ухмыльнулся Уильям и погрузился в мрачные думы.

— Как хорошо, что я все-таки решилась первой сделать шаг вперед, — чуть наигранно пошутила девушка, желая поменять тему разговора на более приятную. — Так бы точно не дождалась от тебя инициативы. Кстати, как насчет инициативы, а?

Зеленые глаза хитро блеснули, и девушка, выбравшись из объятий, устроилась на Уильяме сверху.

— Я надеюсь, что ты не забеременеешь, — вздрогнул от этой жуткой мысли Уильям, вспомнив Кельпи. — А то мне придется снова с балкона прыгать…

Йева расхохоталась громко и чисто. Ее бронзовые волосы в первых лучах рассвета казались больше золотыми, они волнами лежали на плечах и чуть прикрывали упругую обнаженную грудь. Потом, успокоившись, девушка прислушалась, но в этом крыле никого не было, так что бояться нечего.

— Нет, ты же бесплоден, а кроме тебя-то я с ни с кем и не спала долгое время…

— Как так?

— Вот так, — сверкнула глазами девушка и отодвинулась чуть назад, к бедрам мужчины, там он придержал ее за узкую талию. Йева то опускалась, то поднималась, выгибая спину, но разговор продолжала, хоть и сдерживая стоны. — Вампиров в замке не так много, кроме нас: Него, слуги Эметта и Базил, капитан Онакс, и… — Йева потеряла нить рассуждения. — В общем, неважно. Эметта спит с Леонардо и изредка захаживает к отцу, а Базил… Я его терпеть не могу после одного случая. Мне неприятны даже его касания, так что подпускаю этого упыря к себе лишь изредка.

— Так ко мне ты от безысходности пришла, получается?

— Нет, нет, как ты мог такое подумать! Ты, конечно, неопытен, но это все поправимо.

Прошло еще некоторое время, и когда рассветные лучи скользнули через зарешеченное окно, заиграв на каменном полу, Йева спрыгнула с кровати и оделась. Уильям тоже натянул на себя рубаху и штаны.

Улыбнувшись, девушка попрощалась, взяла в руки кувшин с двумя кружками и выскочила из камеры, просто прикрыв за собой дверь. Она перестала запирать ее изнутри с самого начала лета. Отец сказал ей: «Засов его уже не удержит, а вот обещание не сбегать — может».

В ушах Уильяма отдавалось эхо удаляющихся шагов Йевы. Целый день он бродил из угла в угол, не находя себе места. Порой он вставал на свой качающийся стул и смотрел сквозь толстые решетки темницы на далекое золотистое поле. Близилась пора жатвы, когда крестьяне под палящим зноем будут срезать колосья серпами, укрываясь от солнца широкополыми шляпами.

За день не было прочитано ни одной страницы, а книга так и осталась лежать нетронутой на стопке уже прочитанных книг. Уильяму казалось, что вот-вот он услышит звуки стремительно приближающегося и как всегда энергичного графа. И когда тот откроет дверь, то одним своим взглядом добудет из пленника признание и будет прав, заперев его в камере до самого суда.

В Офурте очень жестко соблюдались традиции, в том числе и те, что затрагивали отношения между мужчиной и женщиной. Близость разрешалась только в браке, а судьбе нарушивших этот закон можно было лишь посочувствовать. Позорный столб в Больших Вардах использовался как раз для таких вот несчастных, нарушивших запрет. И мужчину, и женщину раздевали и привязывали к столбу, где их либо забивали камнями, либо заставляли сидеть несколько дней, слушая оскорбления от людей.

Именно поэтому все ровесники Уильяма очень рано обзавелись семьями и именно по этой причине он и не прикасался к Линайе. Если с поклонением богам ещё можно было поспорить, то традиции Офурта относительно близости с женщиной впитались с молоком матери и так прочно засели у него в голове, что он не мог представить, что может быть как-то иначе.

Спустя несколько недель, сезон Лионоры, осень.

Уильям лежал в кровати, закинув нога на ногу, и задумчиво перелистывал страницы книги «Травы». За полтора сезона, проведенных в камере, он успел прочесть от корки до корки четыре книги, и все они были посвящены целительству и травоведению. По его просьбе Йева приносила лишь эти книги.

Целительство в Офурте, как и на прочем Севере, было привилегией богатых людей, потому что обучение этой профессии стоило дорого, а школы располагались лишь в крупных городах. Собственно, поэтому хороших лекарей в обычных деревнях не водилось, а сборами трав занимались самоучки, такие как бабушка Удда. Время от времени какой-нибудь путешественник появлялся в Больших Вардах и гордо называл себя целителем. Тогда все жители Вардов выстраивались к нему в очередь с даренами в руках и своими болезнями на устах, но часто оказывалось, что тот, кто называл себя лекарем, был на самом деле лишь шарлатаном или таким же самоучкой, как и все прочие травники.

Любое образование, будь то целительство, сбор податей или, например, военное искусство стоило баснословных денег. Родителям, чтобы дать профессию своему чаду, приходилось тратиться на съемное жилье в городе, где располагалась какая-нибудь академия, на пропитание и на весьма приличные взносы за само обучение. Легко можно было догадаться, что ребенок из простой семьи мог пойти лишь по стопам своим родителей и стать каким-нибудь лесорубом, рыбаком или портным. Да и тому же письму в деревнях учили не всякого, а лишь детей Вождей, старших Служителей. И книги по причине общей безграмотности в поселениях не водились — они просто никому не были нужны.

Из грамотных в Вардцах Уильям был единственным, а вот в Больших Вардах умением читать и писать владели Вождь Эхор, купец Осгод и его старший сын-наследник, Борофф. Поэтому Уильям, грезивший о профессии целителя, пользовался случаем и заучивал наизусть книги из графской библиотеки.

Все его свободное время было посвящено либо чтению, либо Йеве, а та приходила часто, и ближе к концу лета уже осмеливалась лежать в его объятиях по несколько часов, но только когда ее отец надолго покидал замок. Молодые привязались друг к другу. Уильям порой нетерпеливо ходил из угла в угол, нервно вслушивался, ожидая уже столь желанного шелеста юбки и торопливых шажков. А когда Йева запаздывала, то иногда он складывал руки на груди и встречал ее шутливым нахмуренным взглядом, отчего девушка всегда веселилась и начинала задорно хохотать.

Граф заходил редко. Когда Уильям перестал сыпать вопросами, как из рога изобилия, и смирился, пребывая в ожидании суда, Филипп фон де Тастемара забыл о нём и занялся насущными вопросами. Лишь изредка он поднимался наверх в тюремное крыло, ставил стул посреди комнатушки и вежливо интересовался его состоянием. Улыбался, кивал, выслушивал и уходил. Больше посетителей у Уильяма не бывало, поэтому для него единственной ниточкой, связующей с миром, стала Йева.