Петр Гурский - Закон Ордена [сборник litres]

Кестель вспомнил слова Бона и подумал о том, что дракон очень серьезно относится к заключенной сделке. Уже не осталось ни единого свидетеля их разговора – ни живого, ни даже стен. Не осталось никого, кто мог бы догадаться о походах Кестеля к башне.

Было жалко старых корчмарей. Они заплатили страшную цену за свою доброту. Наилучшие поступки бывают причиной наигорших несчастий. Кестель страшно разозлился на Бона.

Но ведь тот лишь исполнил обещанное. Бон сказал, что никто не знает и не должен узнать – и вот тебе. И лучше ему, Кестелю, тоже исполнять обещанное.

Свинопаса воскресил уж точно не Бон. Он уж точно будет держаться поодаль, пока Кестель не соберет мозаику. Дракон знает, что Кестеля нельзя убить.

Но кто же тогда?

Он подумал о маге, идущем за Алией.

«Тебя ожидает страшная судьба – страшней смерти».

Но что страшней настоящей смерти, когда раз – и навсегда?

Вдверь постучали, и Кестель обернулся. Кто это? Дунтель?

Женщина.

Темный плащ, перчатки из рыбьей чешуи, маска трески на лице. Кестель уже где-то видел эту маску. Он поднялся и встал так, чтобы быть неподалеку от меча.

Женщина сняла маску.

– Виана! Наконец-то.

– Моя вина. Я проворонила твой приход в Арголан. Я и представить не могла, что ты управишься так быстро.

– Я шел через…

– Я знаю, – сказала Виана. – Теперь уже знаю.

Одежда вся покрыта пылью, лицо усталое, измученное, постаревшее, под глазами круги.

Следом зашли двое воинов, старик и молокосос. Молодой обвел взглядом комнату, затем бессмысленно уставился на Кестеля.

– Это Парс, он всегда очень бдительный, – с легкой улыбкой пояснила Виана. – Мильксоана ты знаешь.

Охранники Вианы, пусть и без мечей. Княжеский эдикт под страхом смерти запрещал хунг носить оружие. Зато под плащами у них были особые доспехи, покрытые выделениями подземного жука, надежно защищающие от почти всякого острия. Ради этого «почти» в войну с хунг приобрели популярность длинные тонкие стилеты. Но эдикт ничего не говорил про доспехи.

Оба воина опирались на трости – стальные, резные, остроконечные. В случае чего такую трость можно употребить вместо меча. На боку – короткие ножи, якобы для резки мяса. К этому не мог прицепиться ни один стражник, пусть и знал, что такими ножами часто резали и человечину.

Даже и пояса, много раз обвивавшие тела, были не из кожи, но из темного материала с очень твердыми и острыми краями. Кестель видел, как такими поясами отрубали головы. Хотя, по княжескому эдикту, пояс не был оружием. Право не успевало за изобретательностью древних мастеров.

Формально хунг были безоружными. На деле мало кто отважился бы их зацепить.

– Долго ехали? – спросил Кестель.

– Сутки. Мы вообще не спали, а отдыхали, только чтобы кони не пали под нами. Пойдешь с нами? Мы должны подтвердить мою личность, – сказала Виана.

– Хотите умыться, отдохнуть?

– Я хотела бы, но важнее всего сейчас подтвердить свое появление. Мы тут соседи – мои люди займут апартаменты этажом выше.

У Вианы было тяжело на сердце. Удивительно знать, что вскоре умрешь – и всеми силами добиваться своей гибели.

И для начала следовало показать себя властям Арголана.

– Бой завтра, – сказал Кестель.

– Я буду готова.

– Ты встретишься с ней сегодня?

– Я встречусь с ней всего один раз.

Виана пошла без маски, с собой взяла троих: пару телохранителей и карлика, державшегося немного поодаль. Виана свернула в боковой коридор, потянула Кестеля за рукав, пояснила:

– Здесь срежем.

Она хорошо знала Арголан, хотя он был единственным подземным городом, никогда не принадлежавшим хунг. Ей нравилось снова вдыхать его прохладный воздух.

– Виана, я видел, как она дерется. Она в отличной форме. Ты считаешь, что…

– Не вмешивайся, – сухо посоветовала Виана.

Кестель всегда задавал слишком много вопросов, причем таких, на какие Виане вовсе не хотелось отвечать – и не только потому, что сам он не слишком хотел отвечать на ее вопросы.

Оба вместе добивались одной цели, собирали мозаику, но у каждого оставались свои тайны. Виана не любила разговаривать с Кестелем, и не только потому, что он говорил скупо и нехотя. Виану злило то, что она сама должна многое укрывать от него.

Еще в самом начале было решено: чем меньше сервисанту известно, тем лучше. И решил это сам ВанБарт.

– Положить конец власти Ордена – великая цель, – сказал маг. – Ради великих целей люди готовы на самые черные предательства, но редко соглашаются на самопожертвование. Когда появится сервисант, не рассказывайте ему про Орден, не описывайте свои мучения, страдания и великие мечты. Сервисант посочувствует мучениям, поаплодирует мечтаниям, но не захочет умирать для вас. С чего ему? Он придет к вам со своей болью и мечтами. Не говорите с ним о том, что его волнует, не разрушайте его мечты – и он умрет для вас столько раз, сколько вам потребуется. А умирая, он подумает, что гибнет ради себя самого.

Виана глядела на Кестеля и спрашивала себя о том же, о чем спрашивала при всякой встрече с ним: правильно ли она определила его мотивы? Она ведь могла и ошибиться.

Насколько же мерзкую роль приходится играть перед ним!

Не говорите о том, что его волнует, не разрушайте его мечты… Ох же и сукин ты сын, ВанБарт! А ведь можно и догадаться о том, на чью силу теперь положился старый колдун.

Виана не слишком поверила в заклятие, убивающее любовь. Не слишком сама идея такого заклятия согласуется с изначальной концепцией ВанБартова колдовства. Вряд ли она фундаментально изменилась за последние годы.

Когда-то он говорил: «Кто знает жажду наших сердец, имеет над нами власть». И добавил к тому, что не стоит тратить магию на перемены в человеческих желаниях, поскольку никогда не будешь уверен в результате. А вот узнать чьи-то чувства и использовать – вот это ВанБарт считал подходящим и даже нужным, когда речь шла об игре на крупную ставку.

Виана вспомнила о том дне, когда Кестель впервые пришел к хунг и попросил рассказать о мозаике. Виана заставила его показать свои таланты. Кестелю потребовалось умереть перед ней. Он умер – и доказал, что сможет найти и собрать мозаику. А как иначе?

Во имя чего готов умирать человек? Да спросите кого угодно и получите один и тот же ответ. Люди знают его с детства.

Служки Ордена могли посчитать, что Кестеля заставил ВанБарт. Орденское воспитание делало послушниц грубыми и бесчувственными, учило жестокости. Они могли поверить в историю о смерти чувства и понуждении. Виана – нет. Разве ее ненависть к Алие не была оборотной стороной любви к Торну ДаХан? А если Кестель старался ради любви…

О боги, в какой же подлой игре участвовала она, Виана…