Петр Гурский - Закон Ордена [сборник litres]

– Он был в том сне о Лабиринтах… я его не узнала, потому что никогда не видела и даже не испугалась, ведь всего лишь сон. Когда я ушла из Арголана в лес, всегда слышала что-то за спиной, оборачивалась и не видела никого. Постепенно вырос страх… знакомый, тот самый, из детства. И вдруг я поняла: он нашел меня. Тогда страх пришел и в мои воспоминания о том сне. Но я точно убегу от него… хотя еще не знаю, как именно.

Кестель выпустил ее руку. Девушка не двинулась с места, сидела и дрожала.

Он стиснул кулаки, всмотрелся в огонь. Чем больше Кестель думал о словах девушки, тем меньше ему нравилось ближайшее будущее.

– Если ты выйдешь отсюда, далеко не уйдешь, – наконец заключил он.

– Знаешь, а ты ведь обещал спасти меня, – с внезапной надеждой сказала девушка и расплакалась, но тут же взяла себя в руки.

– В общем, я пойду… нужно идти.

– Ты пойдешь, но не сейчас, – отрезал Кестель.

Затем он рассказал ей. Она слушала молча, пораженная, не верящая своим ушам.

– Так ты согласна? – договорив, спросил Кестель.

Она кивнула.

– Тогда сиди здесь и жди. Ничего не ешь и не пей.

Кестель почувствовал себя смертельно усталым. Он тяжело поднялся и побрел на кухню к невольнику корчмы.

– Я хочу кое-что купить у тебя, – сказал ему Кестель.

Он рассказал, невольник выслушал, протянул ладонь, и Кестель положил в нее две серебряные монеты.

Той ночью Кестель лежал в комнате, которую приготовил корчмарь, и думал о девушке. Кестель не помнил своей встречи с ней там, в горах Гхнор. Кестель всегда пытался убедить себя в том, что резню учинил не он, а его тело.

Иногда в зыбкую дрему, застрявшую между сном и явью, горцы гхнор приходили целыми семьями, глядели и молчали. Кестель хотел объяснить им, но в той призрачной яви он сам не мог вымолвить и слова, бессильный пред жуткими безгласными видениями.

Кестель лежал, то проваливаясь в дрему, то пробуждаясь, терзаемый обычной своей бессонницей, и отчаянно желал, чтобы люди гхнор не пришли в его сны.

Среди беспокойной, обрывистой дремы приходили воспоминания о Дунтеле, его внимательном взгляде, о том, как Дунтель смотрел, когда Кестель разгадал третью загадку Лабиринтов. Дунтель живо заинтересовался тем, что Кестель выкупил девушку, и пожаловался на то, как грустно будет ему, Дунтелю, когда Кестель заплатит долг кровью. Насколько же сильно тогда нагрелся шимскар!

– Мои родичи вспоминали о вас, – сказал Дунтель в Лабиринтах.

Кестель вспомнил слова жрецов гхнор, пересказанные девушкой. Демон раньше или позже отыщет способ обойти заклятия. Быть может, Кестель и стал тем способом?.. И те слова Дунтеля: мол, кое-что он уже знал раньше.

Кестель беспокойно ворочался. Было неудобно и так, и эдак. Но Дунтель казался другом, относился очень уважительно, помогал…

Наконец бессонница милостиво отступила. Кестель уснул. Напоследок он искренне пожалел о том, что должно было произойти.

Дверь открылась. В комнату упала полоса света.

Она ушла из Багровой корчмы, когда небо уже посерело. Девушка дрожала. Все, что она пережила за несколько последних часов, казалось кошмарным сном.

Пусть она и видела гибель всего своего рода, – как оказалось, в ней еще хватало места для нового невыносимого ужаса. Девушка поправила мокрый мешок на плечах. Лучше бы забыть о том, что там, и постараться не вдыхать его запах.

Она шла, вслушиваясь в шорох леса. Кажется, все как обычно.

Деревья шелестят так приятно, успокаивающе.

Она увидела его вскоре после того, как скрылась из виду Багровая корчма. Кестель был прав. Корчма отпугнула демона, как отпугивала все темные существа. Он прятался вдали от строений, затаился среди камней и мха.

Девушку охватил знакомый смутный страх перед темнотой, не отпускавший все детство. Демон оделся в белое и вежливо улыбался, но девушка не дала себя обмануть.

Она задержалась, отступила на шаг, словно намеревалась бежать. Демон благодушно погрозил пальцем.

– Давай не будем гоняться друг за другом по лесу, – предложил он.

Она вовсе не собиралась удирать, но хотела, чтобы он посчитал ее желающей бегства.

– Кестель остался?

– Остался, – подтвердила она.

– И уговорил тебя уходить оттуда?

– Да.

– Но ты же рассказала ему о том, что я жду тебя здесь, – заметил демон.

Она ощутила холодный пот на спине. И что ему ответить? Кажется, издалека донесся странный звук.

Она застыла в ожидании.

Дунтель заметил:

– Однако же он идет за тобой. Охраняет.

Она промолчала.

– Очевидно же, идет. Он – человек с принципами и не оставит тебя на верную смерть, не нарушит данного в Лабиринтах слова.

Дунтель медленно, будто с большим трудом, покачал головой.

– Жаль. Я не хотел, чтобы до этого дошло. Я не хочу убивать его. Мне его посоветовал общий знакомый, которого очень ценят мои родичи, – ведь он связывает меня с ними. Кестель боится умирания.

– Я тоже боюсь.

– Ты заслужила.

– Я…

– Проси прощения! – перебил Дунтель и вынул кинжалы, целиком белые. – Это оружие, сделанное гхнор. Я забрал его. Узнаешь? Оно обтянуто кожей белых змей. Кожей моих родных. Если узнаёшь, то понимаешь, насколько это редкое, исключительное оружие. Клинки тоже обтянуты, – однако они острые и смертоносные, как предательство. Ты умрешь от них.

Вопреки своим словам Дунтель спрятал оружие и принялся медленно стягивать перчатки.

– Кестеля я убью по-другому, – сообщил демон.

Он наконец стянул перчатку и показал девушке черные ногти, раздвоенные, словно язык змеи.

– Я впрысну ему очень много яда, чтобы он мгновенно умер. Я не хочу, чтобы он мучился. Мне очень жаль, но Кестель не сумеет защитить тебя.

– Я не обидела никого из твоих, – сказала девушка.

– Это не имеет значения. Ты осталась последней из целого паршивого рода.

– Ты – чудовище.

– С какой стати? – удивился Дунтель. – Я всего лишь хочу простить тебя, – и оставить все это позади.

– Я ничего плохого не сделала, – процедила она сквозь зубы. – Я не хочу твоего прощения.

– Но ты должна получить его. Мои родные блуждают во тьме и взывают ко мне из бездны, желая простить тебя. Но их прощение имеет цену, ее нужно заплатить.

Страх нарастал. Девушка вслушивалась – но лес за спиной молчал. Дунтель шагнул к ней.

Она вдруг разозлилась.

– Да что это за идиотизм с прощением? – крикнула она. – Ведь ты же демон. Когда ты взялся за эту глупость? Когда принял обличье белого клоуна? Когда Кестель вырезал весь мой род? Тогда ты начал праздновать каждое убийство?

Глядя ей прямо в глаза, Дунтель спросил:

– А ты не поняла?

Она звучно, быстро, жадно дышала – боялась, что каждый вдох может оказаться последним.

Он снисходительно улыбнулся.