Наталья Корнева - Ювелир. Тень Серафима [СИ]

Повторения насилия совсем не хотелось.

Постепенно восстанавливалась и память: Себастьян вдруг вспомнил, что на один-единственный миг успел бросить взгляд на стоящего перед ним человека. Никогда и нигде прежде они не встречались лично, но ювелир, тем не менее, немедленно узнал мага.

Да и мудрено было не узнать — чеканный лик правителя Ледума был изображен на аверсе каждой монеты, которую выпускал городской монетный двор: золотой, серебряной или даже медной. Специфика профессии обязывала ювелира знать «в лицо» всех правящих лиц Бреонии, обладавших монетной регалией, а также гербы и девизы городов, неизменно помещавшиеся на реверсах. Помимо них ювелир мог легко перечислить эмблемы всех тридцати девяти монетных дворов, официально используемые ими виды гурта, гуртовые надписи, оттиски и прочие обязательные признаки, удостоверяющие подлинность денежных знаков.

И если монеты других городов периодически меняли внешний вид — в связи со сменой портрета на аверсе, — то монеты Ледума в этом плане отличались завидным постоянством и имели широкое хождение за границами городских стен. Как некий символ стабильности и надежности в переменчивом мире, они часто использовались для нужд межгосударственной торговли, потеснив на этом поле золотые монеты Аманиты, которые прежде господствовали безраздельно и официально обладали статусом основного резервного и платежного средства Бреонии.

Вспомнив проигранный им поединок в скорости реакции и своего противника, предсказуемо одержавшего верх, ювелир задумался. Лорд Эдвард обожествлял красоту, и сам мог считаться красивым мужчиной, но почему-то назвать его таковым у Себастьяна не повернулся бы язык.

Несмотря на идеальную правильность черт лица правителя, походившего на слепок из охлажденного воска, несмотря на совершенство линий высокой, статной фигуры, находиться с ним рядом было не по себе.

Красота должна быть приятна глазу и естественным образом внушать расположение. Внешняя безупречность лорда же скорее пугала, на каком-то подсознательном уровне.

Ювелиру впервые довелось встретить на своем пути человека столь возвышенного статуса. От лорда Ледума веяло силой, в которой крылось что-то противоестественное, что-то нечеловеческое. Одним своим присутствием он устрашал. Чертовщина какая-то. Было ли это влиянием энергетики алмазов? Врожденной авторитетностью? Сложно сказать.

Сила таилась в самой его спокойной, расслабленной позе, в каждом движении пальцев, в легком наклоне головы. В молодости, которая длилась, кажется, уже целую вечность. У Себастьяна не было сейчас возможности хорошенько поразмыслить над своим впечатлением, но нечто в этом человеке было не так. Нечто очень важное.

И самое главное — глаза. Это были глаза человека не современного мира, человека, видевшего многое из того, что существует ныне, и многое, успевшее кануть в небытие. Себастьян был не робкого десятка, но и он невольно вздрогнул, когда случайно заглянул в них, открыв дверь. Эти глаза зримо напоминали долгую зимнюю полночь. Холодные и темные, полные ворвавшегося в ночь ветра, они заставляли застывать под взглядом.

В них была только беспросветная льдистая тьма.

Так жутко, должно быть, смотрели самые первые ведьмаки, только познавшие сладкий вкус могущества. В те далекие времена древняя Бреония была еще единым теократическим государством, где государственная власть полностью принадлежала высшим церковным деятелям. Инквизиция не имела самостоятельности и была только частью Церкви, её вооруженной силой.

Манипуляции с минералами считались тогда общением с нечистой силой, именовались «богомерзким ведьмовством», и были строго-настрого запрещены. Люди, посмевшие заняться им, были прокляты и отлучены от Церкви. А потому инквизиторы с той же фанатичной ненавистью, что и сегодня Искаженных, преследовали и сжигали на кострах заклинателей, которые только-только начали открывать свои новые возможности…

С тех пор многое изменилось.

Годы шли, и ведьмакам удалось отстоять своё право на жизнь — и даже больше. Церковь постепенно утрачивала безграничное влияние на политику. Наконец, произошла Великая Схизма, и Церковь впервые раскололась сама в себе. Малая часть священнослужителей сохранила верность прежним убеждениям, большая же часть, уступив жесткому давлению ситуации, вынуждена была принять сторону своих врагов. Первые были объявлены еретиками, и совместные преследования Церкви и магов обратились уже против них.

Произошла Ночь Явления Истины, и белые одежды священников в одночасье сделались алыми. С тех пор никогда больше уцелевшие служители Церкви не надевали этот чистый цвет. Оскверненный и запятнанный кровью, он стал символом власти новоявленных лордов-протекторов.

…Вот и сегодня лорд Ледума традиционно был в белом.

Вскоре после тех злосчастных событий произошел вторичный раскол: объявив действия высших церковников братоубийством и отступничеством, от Церкви окончательно откололась Инквизиция, оставив таким образом священников без вооруженной защиты, в полной зависимости от ведьмаков.

Так центры силы поменялись местами. Мир стал иным, и вектор его развития непоправимо сместился.

Эти давние, кажущиеся сегодня нереальными события совсем уже стерлись из памяти людей, и лишь редкие сохранившие верность старой Церкви фанатики помнили о них.

Впрочем, немногим более реальными казались Себастьяну события текущего момента. Встретить самого лорда-защитника на каких-то забытых Изначальным городских задворках, да еще и в полном одиночестве? Уж скорее можно повстречать прохаживающегося в центре Ледума дракона… хотя это, наверное, всё же не совсем удачный пример.

Будет ли конец этим злым шуткам судьбы?

— Вероятно, ты мучаешься вопросом, почему до сих пор жив? — снисходительно усмехнулся черноглазый, заметив, что Себастьян пришел в себя. — Напрасное беспокойство: ты получишь по заслугам, как только объяснишь мне, как нашел это место и зачем явился сюда. Правдиво ответишь на все вопросы, а затем умрешь.

А вот, кажется, и конец. Почему-то Себастьян ни на секунду не усомнился, что именно так всё и будет. Голос лорда звучал столь веско, что всё сказанное им просто обязано было немедленно облекаться в реальность. Слова его были почти осязаемы — и тяжелы. Так тяжелы, как камни.

— Можешь начинать, — холодно и властно поторопил ведьмак, ненавязчиво намекая на занятость правителя города, не имеющего ни времени, ни желания для пустых разговоров.

И Себастьян начал. Сам поражаясь спокойствию и уверенности в своем голосе, он поведал историю о расследовании, которое проводит, между прочим, по поручению самого лорда Эдварда и о том, куда оно завело.