Евгений Южин - Феникс

Имение представляло из себя анфиладу просторных дворов, соединявшуюся арками. Мне почему-то совершенно не хотелось демонстрировать прибывшим, кто бы они ни были, мой когда-то летавший сарайчик, потому я решил, что если разговоры затянутся, то поведу гостей в большой зал, служивший Урам чем-то вроде клуба. Вот и Дара подтвердила, что это обычная практика.

Время подпирало — кто бы ни прибыл на яхте, они уже должны были забраться на береговой утес, и мы зашагали через арки. Впереди Сурхил, следом я, за мной Дара. Больше никого. Обычные Суры попрятались, соблюдая неведомый мне протокол.

— Дара, а если бы я тоже уехал, кто бы встречал гостей?

— Никто. Им бы еще на пирсе сообщили, что хозяев дома нет. До свидания.

Я от неожиданности остановился.

— Да ладно! А что, так можно?

Дара испуганно смотрела на меня. Сурхил, сделав несколько шагов, остановился и с усмешкой обернулся.

— Нельзя. Они знают, что ты здесь. Понимаешь?

— Хил, дружище, я-то понимаю. Но вот ты как объяснишь, почему приболевший хозяин кому-то, о ком и понятия не имеет, что-то должен?

— Никак. Я Сур. Мое дело — служить семье. Вели, пойду скажу, что ты не хочешь встречаться.

Мне вспомнилось азиатское понятие «потерять лицо», я вздохнул и сказал:

— Ладно. Почему нет? Пойдем, встретимся.

Не успели мы войти в соседний двор, как в арке напротив появились три незнакомые женские фигуры — пожилая, но крепкая тетка возглавляла процессию, следом, немного позади и по бокам, ее сопровождали две молодые женщины, одна — высокая и худая, вторая — плотная толстушка. Все одеты предельно скромно — длинные темные платья и странным образом повязанные вокруг головы платки, тоже черные.

— Сестры! — прошипел Сурхил и остановился как вкопанный.

Я сделал несколько шагов в одиночестве и оглянулся — Дара осталась стоять под аркой, Сурхил замер там, где остановился, мрачный как туча. Значит, отдуваться предстоит мне одному, что, учитывая мое состояние, потребует еще той дипломатии. Впрочем, гостьи никаких чувств во мне не возбудили.

Приближаясь к идущим навстречу женщинам, я заметил оплавленный кратер — так и не отремонтированное свидетельство бытовых семейных размолвок в семье скелле. «Неудачно получилось, — подумал я, — не самое ухоженное место для парадного караула и почетной встречи». Тетка, шагавшая впереди, тоже заметила артефакт и, не обращая на меня внимания, как если бы я не имел никакого значения, изменила курс, явно намереваясь осмотреть достопримечательность. Ее спутницы остановились, переглянулись и не сдвинулись вперед ни на шаг, уставившись на меня. Я пожал плечами — не очень-то вежливо со стороны гостей, но мне еще не доводилось встречаться с людьми, которые с весомым основанием считают себя хозяевами планеты, так что кто его знает, какое поведение для них естественно?

— Здравствуйте, — пришлось здороваться первым. Уши как будто заложило, точнее, в них повис тонкий комариный звон. Никакого волнения не было, и потому я озадаченно подумал: с чего бы это?

Тетка смешно оттопырила губы, покосила на меня взглядом и вместо приветствия поинтересовалась:

— Что, Хозяйке так напекло, что не вытерпела — прям тут кого-то спалила?

Разглядывая немаленьких размеров промоину в каменном покрытии, окруженную красивыми волнами в затвердевшем камне, я спокойно ответил:

— Почему же сразу спалила? Просто хотела быть убедительной.

Странно, но мои слова, похоже, удивили гостью гораздо больше, чем вид кратера, — она отвернулась от него и уставилась под мой капюшон.

— Ты кто такой?

— Вам не кажется странным интересоваться этим в чужом доме, даже не представившись хозяину? — В свою очередь, я с интересом разглядывал первую встреченную мной после пробуждения скелле.

Ничего особенного — женщина как женщина. Лет шестьдесят, седые волосы выбиваются из-под платка. Характерные для местных черты лица — про себя я стал называть их индейцами. Уверенный, хозяйский взгляд темных, почти черных глаз. Не знаю почему, но я чувствовал себя совершенно спокойным, стоя рядом со смертельной опасностью. За последнее время эмоции стали для меня почти единственным, что соединяло меня с тем, кто провел здесь несколько лет жизни, и я приучил себя доверять им.

— Я задала вопрос!

— Ну, что же, извольте, я отвечу, — не стал я упорствовать. — Меня зовут Илья. А вас, позвольте поинтересоваться?

Какое-то неясное движение мазнуло по моему лицу, тетка резко подняла руку в останавливающем жесте, обращенном к ее спутницам.

Я, не знаю почему, внезапно напрягся. Почудилось что-то знакомое, что-то нехорошее, бросило в жар. Стиснув зубы и морщась от неприятного, но быстро прошедшего ощущения, я внимательно смотрел на тетку. Она почему-то молчала, похоже, удивленная.

Мне надоели эти гляделки и неожиданно для самого себя осипшим голосом я выдавил:

— Я тоже задал вопрос, если ты не заметила!

Лицо гостьи дрогнуло, она поклонилась и отступила на шаг назад.

— Сестра Ир. — Она немного помолчала, двигая губами, и продолжила, указав рукой на своих спутниц: — Сестры Аура и Рета сопровождают меня. — Она еще немного помолчала, неожиданно улыбнулась и продолжила: — Я виновата и прошу прощения, эль Илия. Я не узнала вас. Мы ведь не были знакомы.

Я посмотрел на ее спутниц — они склонились в похожем неглубоком поклоне, не спуская с меня глаз. Старшая не посчитала нужным обозначить, кто из них кто, поэтому для меня они стали Длинной и Короткой. Если последняя смотрела едва ли не с восторгом, как если бы я внезапно оказался известным артистом, любимцем дам и юных девушек, то Длинная сверлила меня взглядом, который не оставлял сомнений в ее чувствах, — она ненавидела меня.

— Что привело вас сюда, сестра Ир? — успокаиваясь, спросил я.

— Желание переговорить с вами, эль. — Она мягко улыбалась. — Хотя надо признать, наша разведка описала вас совершенно иначе. Что странно. Вы знаете, среди сестер ходят слухи о том, что вы заросший волосами варвар — мун?

— Среди местных обитателей ходят слухи, что общение с послушницами вашей обители стоило мне всех волос. Разве разведка об этом не докладывала? — я ответил совершенно честно.

Кто бы ни была эта сестра, но это первый человек, который мог пролить свет на мою странную болезнь. Правда, я чувствовал, что сообщать ей в простоте душевной о моих проблемах не стоило, тем более признаваться в том, что ничего не помню. Попробую говорить экивоками.

Улыбка сползла с лица Ир, как будто и не бывала. Мне показалось, что сейчас она стала более естественна, что ли.

— Этот прискорбный инцидент — наша незаживающая рана. И я здесь именно для того, чтобы уверить вас, что он не будет иметь никаких последствий.