Александра Плен - Ария

«Скучаю безумно. Работать не могу. Сбежим?»

Я улыбнулась, узнав почерк Хорна. Взяла в руки карандаш и быстро написала: «С удовольствием. Давай через час в кузнице? Нужно закончить бюст Рема третьего».

Набрала код приемной верховного суда и отправила записку. Ответ пришел сразу: «Не знаю, как выдержу этот час».

В душе потеплело, я оглядела заваленный бумагами стол и решила, что не так уж и занята. Зашла в кабинет секретарей.

– На сегодня все, ухожу в кузницу, – женщины с разной степенью заинтересованности покивали. У Динары на губах мелькнула понимающая улыбка.

Бюст я решила подарить школе в виде прощального подарка. Герра Нарана как-то попеняла, что в фойе школы даже памятника основателю нет, все никак руки не доходят заказать. Портрет Рема я нашла в книгах, осталось вылепить из бронзы его точное подобие. Надеюсь, моих умений хватит.

Основное рабочее место у меня было обустроено недалеко от входа. На постаменте стояла грубая заготовка, рядом был повешен портрет знаменитого короля. Некоторое время я усиленно трудилась, пока не послышался странный шум. Двери кузницы распахнулись, внутрь зашли гвардейцы. Следом за ними король. В простом темном сюртуке, без каких-либо знаков отличия. Я обрадованно шагнула вперед и сделала низкий реверанс.

– Ваше величество, – неужели, Эдвард сменил гнев на милость? Или тоже решил поздравить?

– Работай, работай, – тихо ответил король, махнув рукой, – я просто посижу, посмотрю.

Он уселся на металлический табурет у стены и устало откинул голову назад, упираясь затылком в холодный камень. Телохранители вышли за дверь. Пожав плечами, я вернулась к бюсту. Некоторое время чувствовала пристальный взгляд в спину и вела себя немного сковано, но потом увлеклась и забыла о посетителе.

– Почему он? – в тишине кузницы раздался сдавленный голос.

Я испуганно вздрогнула, вспоминая, что не одна. Медленно развернулась.

– Не знаю, – наигранно легкомысленно пожала плечами, стараясь не замечать боли в глазах друга, – наверное, просто влюбилась.

Эдвард на секунду прикрыл веки. Лицо болезненно исказилось. Я сжала руки за спиной, изо всех сил сдерживаясь, не давая себе шагнуть к королю, по-дружески обнять, похлопать по спине, шутливо попенять на его измученный усталый вид. Как же жаль, что все в прошлом – наша близость, легкость в общении, взаимная поддержка.

– Я никогда не считал тебя дурой, – продолжил говорить король, я поежилась от колючего тона, – ты была лучшей во всем. В учебе, магии, в гордости и чувстве долга. Ты была умной, целеустремленной, не похожей на тех пустоголовых охотниц за ариями, которые бегали за Хорном в школе. Оказывается, я ошибался? Ты такая же, как все?

Тяжело вздохнув, я стянула тонкие перчатки, в которых работала, и отложила их в сторону. На пальце блеснул родовой перстень мужа. Я по его просьбе сжала золото до своего размера и теперь кольцо сидело, как влитое. Как всегда, при воспоминании о Хорне, внутри стало тепло.

– Любовь не слушает голос разума, – ответила тихо, – ей нет дела до гордости и целеустремленности, она слушает только сердце. Когда-нибудь ты тоже влюбишься так, что не сможешь думать ни о ком другом, и ум, и логика откажут тебе. И ты вспомнишь мои слова.

– Влюблюсь? В кого? – горько рассмеялся Эдвард. – В эту худую нескладную испуганную девицу с выцветшими бровями и ресницами?

«Видимо невеста не произвела должного впечатления, – подумала я грустно, – и не произведет, если он до сих пор меня любит. Лучшим решением было бы, действительно уехать из столицы, как предлагал Хорн».

– Твой муж не изменится, – король взял себя в руки, его голос опять стал холодным и бесстрастным, – человек не может кардинально измениться в таком возрасте. Вскоре он вернется к своим гулянкам и любовницам.

– Возможно, – пожала беспечно плечами я, – но у меня будет это драгоценное время, когда он любил меня одну.

– И это время важнее всего?! – Король вскочил на ноги. – Важнее королевства, которое ты отвергнула, всей остальной одинокой разбитой жизни?

– Да, – ответила спокойно, смотря ему в лицо.

Хорн не изменится, потому что, он сейчас и так самый лучший. С него только слетели наносные условности, привитые неправильным воспитанием – легкомысленность, беспечность, ветреность. Стержень остался. Твердый, как гранит, доставшийся Хорну от благородных предков, отшлифованный войной и несчастной любовью.

Некоторое время мы с Эдвардом молча смотрели друг на друга. В его глазах была тоска и мрак. В конце концов, он криво улыбнулся, словно смиряясь, и развернулся к двери.

– Завтра зайдешь ко мне в кабинет после торжественной части, – произнес он уже спиной, – я подписал кое-какие бумаги. Ты должна ознакомиться.

– Хорошо.

Вдруг дверь распахнулась, и в кузницу вошел Хорн. Не вошел – влетел. Улыбающийся, порывистый, очаровательный. Самый красивый на свете. По контрасту с хмурым озабоченным Эдвардом он показался мне ярким, сияющим как солнце.

Они почти налетели друг на друга. Хорн плавно шагнул вправо, ловко избегая столкновения, и коротко, не глядя, кивнул королю, не отрывая от меня искрящегося весельем взгляда:

– Ваше величество.

– Арий.

Сердце радостно заколотилось, к щекам прилила кровь. Король был забыт, я смотрела только на мужа, как он торопливо идет ко мне, протягивая руки. Вероятно, я действительно легкомысленная дурочка, потому что все мысли вылетели из головы, осталась только одна – обнять, прижаться, ощутить его губы на губах.

Громко хлопнула дверь. Я удивленно подняла голову, выпутываясь из объятий. Губы горят, в голове туман, ноги вдруг стали ватными.

– Что хотел король? А, все равно… – шептал Хорн, покрывая поцелуями лицо. – Я и пару часов не смог высидеть на заседании суда. Боюсь, сейчас из меня никудышный работник. Нам положен медовый месяц?

– Наверное, – пробормотала хрипло, подумав, что из меня тоже.

– Хотел пригласить тебя в ресторацию отметить венчание, но боюсь переоценил выдержку, – он не прекращал меня целовать, волосы, щеки, скулы, губы, шею. По моим венам растекалось блаженство, – ты не против отметить потом?

– Не против, – эхом повторила, борясь с сумятицей в голове и в сердце, и не в силах ее побороть.

– Значит, домой?

– Да, домой.

***

Бал. Как же давно я не испытывала уже никакого волнения и азарта, посещая их. Они стали скучной канцелярской рутиной. Не приносили ни радости, ни наслаждения, особенно из-за того, что приходилось перед ними долгими вечерами писать протоколы, подбирать правильные слова, рассылая пригласительные дипломатам, послам, придумывать, как достойно украсить зал, чтобы убранство не повторялось, иначе журналисты напишут, что королевский двор обнищал или ему плевать на гостей. Да, под моим началом были и дизайнеры, и художники, но окончательный проект всегда утверждала я лично. Конечно, не я одна занималась организацией. Над ней работала огромная команда, а мне была поручена лишь небольшая ее часть, но и этого хватало, чтобы к балам у меня выработалось стойкое отвращение.