Александра Плен - Ария

Свекровь оказалась тихой скромной женщиной, даже немного застенчивой, не похожей на обычных высокородных ариев. Мы пробыли на ее ферме несколько дней и большую часть времени она проводила не с нами, словно ее вообще не интересовало ничего кроме своих животных. Такая отрешенность была мне знакома, но претила характеру. Нельзя оставлять своих детей без присмотра, отдать воспитание нелюбимому мужу, многочисленным няньками и гувернерам, обрывать все связи. Тор говорил, что почти не видел мать с детского возраста, постоянно жил в столице с отцом, как и его сестра.

Стыдно признаться, но несколько месяцев после свадьбы мы практически не вылезали из постели. Потом, когда безумство первой страсти схлынуло, или после того, как подтвердилась моя беременность, ласки стали более утонченными, более осторожными и изысканными. Хорн учил меня не сдерживаться, выражать свои желания, быть свободной и раскрепощенной. Мне было трудно, все-таки я была скорее робкой и застенчивой, чем раскованной. А Хорн вообще не знал, что такое робость и стыд.

Как же хорошо, что эта безудержная энергия, самоуверенность, напор направлены на меня одну. Хотя меня и считали красавицей, но червячок неуверенности грыз всегда. Не знаю из-за чего. Из-за погибших родителей или потери всего в одночасье? Тяжелой юности, выживания в школе, особенно в первый год? Хорн говорил, что влюбился в меня с первого взгляда, а я до сих пор не понимала – почему? Как можно было влюбиться в строгое чопорное создание, пугливое, зажатое и стеснительное?

– Когда ни будь я подтяну твою гордыню до своего уровня! – Хитро улыбался он, и я верила.

Верила, что он сможет растопить лед в моем сердце, оно и так в последнее время все чаще замирает от нежности. Хочется смеяться и плакать одновременно. Наверное, это счастье?

Мы идеально уравновешиваем друг друга. Я сдержанная, не эмоциональная, иногда даже холодная. И он – открытый, яркий, с взрывным темпераментом. Если кто и мог расшевелить меня, то только он. Ни Эдвард, нет. У того была куча своих страхов и предубеждений.

В первое время я жутко смущалась каждый раз, когда муж говорил о своей любви, а еще мне было очень стыдно, что я не могу ничего сказать в ответ, горло перехватывало, дыхание сбивалось.

– Если бы я ни был таким самоуверенным, то думал бы, что в нашей семье люблю я один, – хитро щурился он, и меня отпускало, – но тебе со мной очень повезло. Я знаю, что самый лучший. И мне не нужны подтверждения.

Умный, образованный, обаятельный, ироничный. Элегантный, жизнерадостный. Мой муж.

Да, у него есть недостатки. И много. Он бывает легкомысленным и смешливым, самодовольным и высокомерным. Думаю, это огрехи его воспитания и бурной молодости. Любит дурачиться, поддразнивать, даже пугать. Но мне хватает и своей серьезности, мне нужен такой как он, пылкий, выставляющий напоказ свои чувства, бурно их проявляющий. Потому что именно он сможет раскрыть и растормошить мою замкнутость.

Пыльный хвост, поднимающийся в небо, я увидела издалека. Вскоре показался и сам ярко-красный вычурный паромобиль последней модели. Такой же претенциозный, как и его хозяин. Во вчерашней телеграмме Тор сообщил, что приедет поздно вечером. Неужели, смог раньше? Сердце радостно забилось.

Я выбежала из мастерской, улыбаясь, торопливо поправляя волосы, застегивая пуговки на блузке, чувствуя себя маленькой девочкой, ожидающей праздника. Выскочивший из паромобиля Хорн подхватил меня на руки и закружил по двору.

– Признайся, что любишь меня, – прошептал он, опуская на землю, покрывая поцелуями лицо, – что безумно скучала, как и я, что жить без меня не можешь, как и я…

– Скучала, – торопливо отвечаю, подставляя губы, – ждала… люблю…

И не сбилось дыхание, не перехватило горло. Слова прозвучали естественно и просто, легко соскользнув с языка. Как же редко я ему говорю их. Непозволительно редко.

– Ночью еще раз сто скажешь? А то я плохо расслышал, – голос мужа почему-то сорвался, с чего бы? Неужели, он не такой уж и самоуверенный, каким хочет казаться?

Я смущенно кивнула. Конечно, скажу, и не только ночью.

– Папа! Папа! – из-за угла дома выбежали Марта с Тимом. Хорн крепко обнял детей, опустившись на колени, пачкая в пыли светлые брюки.

– А подарки привез? – дочь не стала ходить вокруг да около, отодвинулась и вопросительно приподняла маленькую бровь.

Для близнецов неделя пролетела как один день, они даже не заметили долгого отсутствия отца. Подарки были важнее. Муж с ироничной улыбкой встал и повел близнецов к машине. Только сейчас я заметила, что задние сидения завалены коробками.

Когда разобрались со всем, отправили детей с няней в детскую, и мы, наконец, остались одни, Хорн с хитрым выражением на лице потянул в спальню.

– Я привез ворох разных новостей, – он упорно тащил меня за собой по лестнице. Видя его неприкрытое нетерпение, я улыбалась, хотя у самой колотилось сердце и пересохло в горле от волнения, – а главная – королева ждет ребенка. Столица празднует.

– Неужели?! – На мгновенье я опешила, остановилась и пораженно уставилась на мужа, – ну, наконец!

Хорн настойчиво потянул мою руку, понукая идти быстрее, я хихикнула и поддалась, подумав, что многочисленные доброжелатели, предупреждавшие о легкомыслии моего ария, дававшие советы и с уверенностью заявлявшие о том, что он обязательно заведет любовницу в столице, были не правы. Не бывает у мужчин, покинувших любовницу, такого горячечного лихорадочного нетерпения, дрожащих рук, срывающегося голоса.

– А еще я привез тебе несколько писем. И, по-моему, есть что-то из королевской канцелярии, – мы почти вбежали в спальню. Хорн сразу же принялся меня целовать, отшвыривая свой сюртук, расстегивая пуговички на блузке.

Я потрясенно замерла, не отвечая на поцелуи. А потом и вовсе наклонилась, подняла с пола выпавшие из пиджака конверты, выискивая знакомый вензель. Эдвард мне не писал все пять лет, с того самого момента, как я уехала из Шалира. Мы уехали. Даже на мое письмо о том, что у детей появилась магия и какая, ответил секретарь.

– Ну вот, – обиженно застонал Хорн, – так и знал, что не нужно было сразу говорить.

Я отмахнулась, разобрав в его голосе не только сожаление, но и веселое подтрунивание. Отошла к окну и вскрыла конверт. Внутри находились два приглашения на бал, который состоится через месяц. Ну конечно! День рождения Эдварда.

– Нас вызывают в столицу? – Хорн встал за мой спиной, тесно прижимаясь бедрами, кладя подбородок на плечо. Ловкие наглые руки переместились живот, сползли вниз, потом и вовсе забрались под юбку.

– Опала закончилась, – хмыкнула я, переворачивая приглашение тыльной стороной.

– Это была опала? – восхитился Хорн, горячо выдыхая в шею, кожа покрылась мурашками, – я бы не прочь пожить в такой опале с тобой и детьми еще лет пятьдесят.