Стивен Эриксон - Пыль грез. Том 1 [litres]

Свобода. Это понятие звучало издевательски.

– Саг’Чурок, а что такое… этот «отатарал»?

– Мы оскорблены тем, что открыли лицо того, другого, бога – бога небытия. У вашего вида искаженное понятие о магии. Вы вскрываете вены других миров и пьете из них кровь. Такое у вас волшебство. Но вы не понимаете, что всякая жизнь волшебна. Душа по самой своей сути – воплощение магии, и все химические процессы, подчинение и сотрудничество, уступки и борьба – на каком бы то ни было уровне – подчинены этой магии. Если уничтожить магию, то уничтожится и жизнь.

Охотник К’елль надолго замолчал, а потом Калит накрыла волна горького веселья.

– Убивая, мы убиваем магию. Только представь себе размах этого преступления. Если не боишься.

Ты спрашиваешь, что такое отатарал? Отатарал – это противоположность магии, как уничтожение есть противоположность творению, а небытие – существованию. Если твой бог – жизнь, то отатарал – его изнанка, то бишь смерть. Однако это не враг, а необходимая сила противодействия и равновесия. Они неразрывно связаны самой природой бытия… Эта правда оскорбила нас.

Низшие существа, что в этом, что в любом другом мире, не задумываются над этим. Их понимание безусловно. Когда мы убиваем зверей, живущих на этой равнине, когда сжимаем челюсти у них на шее, когда перегрызаем горло – мы внимательно, с пониманием и глубоким сочувствием наблюдаем, как жертву покидает жизненный свет. И видя, как борьба уступает место смирению, Дестриант, мы в душе плачем.

Калит по-прежнему сидела на коленях, а из глаз у нее лились слезы. Чувства Саг’Чурока текли сквозь нее, расползались, словно гангрена, пускали корни в самое сердце.

– Убийца, Отатараловый дракон, был скован. Но его освободят. Они освободят. Они верят, что смогут подчинить его. Не смогут. Дестриант, покажешь ли ты нам лицо нашего бога?

– Как я должна это сделать? – спросила она, разворачиваясь. – Этот Отатараловый дракон – ваш бог?

– Нет, Дестриант, – печально ответил Саг’Чурок. – Этот – другой.

Калит провела пальцами по ломким, спутанным волосам.

– Если вам нужно… лицо, – она покачала головой, – то оно не может быть мертвым. Оно должно быть живым. Вы строили крепости в виде драконов, но эта вера разрушена, потерпела крах. Тебя предали, Саг’Чурок. Вас всех предали. – Она обвела рукой побоище. – Смотрите, этот «другой» убил вашего бога.

Теперь все к’чейн че’малли смотрели на нее.

– Мой народ тоже предали. Похоже, – добавила она с грустной усмешкой, – между нами все же есть нечто общее. Для начала неплохо.

Она снова окинула взглядом окрестности.

– Здесь мы ничего не найдем.

– Ты не поняла, Дестриант. Все здесь. Все.

– Что вам от меня нужно?! – Калит была готова расплакаться, на этот раз от беспомощности. – Это же просто… кости.

Риток шагнул к ней и угрожающе поднял клинки.

Некий безмолвный приказ заставил охотника застыть на месте; тот наполовину разинул пасть и затрясся.

Если Калит не справится, ее, скорее всего, убьют, как убили того несчастного глупца – Красную Маску. Ящеры переносили неудачи не лучше, чем люди.

– Простите меня, – прошептала она. – Я не верю ни во что, в том числе и в богов. Даже если они и существуют, им нет до нас дела. Да и с чего бы вдруг? Мы уничтожаем, чтобы творить, но мы отрицаем ценность того, что уничтожаем, лишь бы успокоить свою совесть. Все, что мы переделываем под себя, лишается первоначальной красоты. Все наши ценности основаны на том, что мы должны взять свое у природы и убивать зверей, с которыми делим ее, как будто мы и есть боги. – Она снова опустилась на колени и схватилась за голову. – Откуда все эти мысли? Раньше все было гораздо проще, все было понятнее. Нижние духи, я хочу, чтобы стало как раньше!

Калит поняла, что бьет себя по вискам, только когда кто-то крепко схватил ее за запястья. Она подняла глаза и встретилась взглядом с Гунт Мах.

Впервые у нее в голове зазвучал голос Единственной дочери:

– Успокойся, Дестриант, и вдохни мое дыхание.

Калит, отчаянно ловившая ртом воздух, вдруг почувствовала странный, неприятный запах, исходящий от Гунт Мах.

Перед глазами все закружилось. Калит обмякла и упала на землю. В черепе будто расцвел чужеродный, обманчиво прекрасный цветок – и она утратила власть над своим телом.

Придя в себя, Калит обнаружила, что стоит на холодном, сыром камне, а ноздри наполняет отвратительный, гнилостный запах. Когда глаза привыкли к полумраку, она с криком отшатнулась.

Над ней возвышался дракон, покрытый чешуей цвета ржавчины. Передние лапы гигантскими кольями были прибиты к огромному, узловатому дереву. Остальные колья не выдержали огромного веса. Клиновидная голова размером с кочевничью кибитку болталась на груди, из пасти стекала слюна. Сморщенные крылья напоминали побитые грозой шатры. У подножия дерева блестело озеро свежей крови. Казалось, будто дерево растет прямо оттуда.

В голове все еще звучали слова Саг’Чурока: «Убийца, Отатараловый дракон, был скован. Но его освободят. Они освободят» . Кто? Не важно. Главное, что это случится. Отатаралового дракона натравят на этот мир и все остальные миры. Сила небытия, убийца магии. Он выйдет из-под контроля – только безумец станет верить, что такую сущность можно подчинить.

– Стоп! – прошипела Калит, пытаясь ухватить мелькнувшую мысль. – Противоборствующие силы. Уберите одну, распните ее на дереве, и другая тоже пропадет. Она не сможет существовать, не сможет смотреть через Бездну и не видеть за ней своего врага . Вот почему, Саг’Чурок, ваш бог погиб. Или же он жив, но ввергнут в пучину безумия. Он слишком одинок. Осиротел… прямо как я.

Что ж, сойдет за откровение. Только о чем оно говорит?

Калит подняла взгляд на дракона.

– Когда тебя наконец освободят, то, вероятно, вернется и «другой», чтобы продолжить вашу бесконечную битву.

Впрочем, этот замысел уже терпел неудачу, а значит, потерпит ее вновь, потому что в нем есть изъян, потому что он… сломан.

Противоборствующие силы – это мне понятно. И каждый из нас играет свою роль. Каждый из нас создает своих «других» и прокладывает жизненный курс, вечно лавируя между битвами и ранами, триумфальными победами и горькими поражениями. В удобстве мы создаем крепости. В убеждениях мы строим укрепления. В насилии мы куем мир. В мире мы обретаем опустошение.

Где-то далеко за спиной тело Калит лежало в пожухлой траве, брошенное на каменное сердце Пустоши. « Все здесь. Все ».

– Мы в самом деле сломлены. Мы… пали.

Что делать, если в битве нельзя победить? Ответов не было. Только возвышалась перед глазами кровавая жертва, которой суждено освободиться.