Терри Пратчетт - Ноги из глины [litres]

– Как что делать? Наряжаться в фарфор и есть с горностая!

– Так у меня ничего нет, кроме этого проклятого титула! Ни денег, ни земли, ни дома. Ни одного жалкого фартинга!

– Что, вообще ничего?

– Ни единой хлебной крошки.

– Я думал, у больших шишек всегда полно денег.

– У них, может, и полно, а у меня одни шишки. Я же ничего не смыслю во всех этих аристократических штучках! Не хочу, чтобы мне пришлось носить всякие расфуфыренные наряды и ездить на охотничьи балы, ничего этого не хочу!

Сержант Колон сел рядом с ним.

– Ты никогда не подозревал, что связан с высшим светом?

– Ну… моему двоюродному братцу Винсенту однажды влетело за то, что он грязно приставал к служанке герцогини Щеботанской…

– К горничной или к судомойке?

– Кажется, к судомойке.

– Тогда, наверное, не считается. А еще кто-то об этом знает?

– Ну, она пошла и рассказала…

– Я про твой титул.

– Только господин Ваймс.

– А, ну и все тогда, – сказал сержант Колон и вернул Шнобби свиток. – Можешь просто никому не говорить. И тогда не надо будет ходить в золотых штанах и ездить на эти самые бальные охоты. Посиди-ка тут, а я тебе чайку налью, годится? Я тебе помогу со всем этим разобраться, не боись.

– Ох, Фред, это очень благородно!

– От благородного слышу! – ответил Колон и подмигнул. – Да, ваше сиятельство?

– Фред, не надо, – устало попросил Шнобби.

Дверь штаб-квартиры распахнулась.

Внутрь полился туман, клубясь, как дым. Из-за его завесы сверкали два красных глаза. Завеса разошлась, и взглядам предстала массивная фигура голема.

– Умгм, – сказал сержант Колон.

Голем поднял табличку.

Я ПРИШЕЛ К ВАМ.

– Да. Да. Ага. Я, э, я вижу, – сказал Колон.

Дорфл развернул табличку. На обратной стороне было написано:

Я ПРИЗНАЮСЬ В ПРЕСТУПЛЕНИИ. ЭТО Я УБИЛ СТАРОГО СВЯЩЕННИКА. ДЕЛО ЗАКРЫТО.

Какое-то время Колон шевелил губами, глядя на табличку. Потом поспешил под защиту стола, которая вдруг показалась ему очень ненадежной, и начал рыться в бумагах.

– Пригляди за ним, Шнобби, – сказал он. – Чтобы он не сбежал.

– С чего бы ему сбегать? – спросил Шнобби.

Сержант Колон нашел относительно чистый лист.

– Ну, э, ну, я, наверное, лучше… Как тебя зовут?

Голем написал:

ДОРФЛ.

К тому времени, когда Ваймс добрался до Бронзового моста (округлые булыжники среднего размера, которые в народе прозвали «кошачьими головами»; многих не хватало), он уже засомневался, верное ли принял решение.

Осенью всегда стояли густые туманы, но такого плотного Ваймс не припоминал. Его пелена приглушала звуки города и превращала самые яркие огни в мутное свечение, хотя даже солнце, по идее, еще не закатилось.

Он пошел вдоль парапета. Впереди в тумане замаячила приземистая лоснящаяся фигура. Это был деревянный гиппопотам, какой-то дальний предок Родрика или Кита. Их было по четыре с каждой стороны моста, и все смотрели в сторону моря.

Ваймс проходил мимо них тысячу раз. Они были его старинными друзьями. В промозглые ночи он часто коротал время в тени кого-то из этих гиппопотамов, когда ему нужно было укромное местечко.

Подумать только, так оно и было. Кажется, еще совсем недавно вся Стража состояла из горстки людей, которые прятались по укромным уголкам и старались не искать неприятностей на свою голову. А потом явился Моркоу, и их привычный тесный мирок вдруг разросся, и вот уже в страже было тридцать человек (включая, конечно, троллей, гномов и прочая, и прочая), которые не прятались от неприятностей – они их искали и непременно находили. Чудные дела. Как в своей привычной манере заметил Витинари, такое ощущение, что чем больше в городе стражников, тем больше в нем преступлений. Но, как бы то ни было, Стража вернулась на улицы, и пускай многим из стражников было далеко до Детрита в умении надирать задницы, уши они могли надрать кому угодно.

Он чиркнул спичкой о копытце гиппопотама и прикрыл рукой сигару, чтобы защитить ее от сырого тумана.

Взять хоть эти убийства. Если бы не Стража – никто бы по этому поводу даже не почесался. Два старика убиты в один день. Ничего не украдено… По всей видимости, ничего не украдено, поправился он. Неприятная штука, связанная с украденными штуками, – отсутствие этих самых штук на месте преступления. Почти наверняка эти двое не волочились за чужими женами. Они небось уже забыли, что это значит – за кем-то волочиться. Один проводил время среди старинных религиозных текстов; другой, да простят его боги, был специалистом по боевой выпечке.

Кто-то мог бы сказать, что они прожили безгрешную жизнь.

Но Ваймс был стражем порядка. Он знал, что безгрешных людей не бывает. Если целый день пролежать без движения в каком-нибудь заброшенном подвале, может быть, и дотянешь до вечера, ни разу не преступив закон. Но только если повезет. И даже при таком раскладе тебя могут обвинить в бродяжничестве.

Так или иначе, Ангва, кажется, приняла это дело близко к сердцу. У нее был особый нюх на неудачников – и она всегда становилась на их сторону.

Как и Ваймс. Он чувствовал, что это его долг. Не потому, что они отличались душевной чистотой или благородством – вовсе нет. На сторону неудачников надо было становиться просто потому, что им не везло.

В городе каждый сам о себе заботился. Для того и существовали гильдии. Люди сбивались в стаи, чтобы противостоять другим людям. Гильдия приглядывала за тобой на всем пути от колыбели до могилы – до чужой могилы, если речь шла о Гильдии Убийц. Они даже соблюдали закон – ну, на свой лад. Воровство без лицензии, даже совершенное впервые, каралось смертью [11] В Анк-Морпорке считалось, что хорошее наказание – то, которое предотвращает возможность рецидива. . За этим следила Гильдия Воров. Такая система казалась невозможной, и все же она работала.

Она работала как машина. И все были довольны – кроме тех, кто случайно попадал в шестеренки.

Ощущение влажных булыжников под подошвой успокаивало.

О боги, как он по этому скучал! В былые времена он патрулировал улицы один. В три часа ночи, когда вокруг никого не было – только он и поблескивающие камни мостовой, – даже казалось, что во всем этом есть какой-то смысл…

Он замер.

Вокруг него сгустился страх – не тот страх, который испытываешь при виде острых клыков, гниющих язв и зловещих призраков, а тот, который тебя охватывает, когда знакомые вещи вдруг оказываются незнакомыми.

Что-то было не так. Что-то важное и основополагающее.

Прошло несколько жутких секунд, пока сознание Ваймса обрабатывало то, что уже заметило подсознание. На его стороне моста стояло пять статуй.

А должно быть четыре.

Ваймс очень медленно развернулся и подошел к первой статуе. Это, как и полагается, был гиппопотам.