Гарет Ханрахан - Святой из тени [litres]

– Я требую свидания с сыном, – настаивал он.

– Не сейчас.

Вскоре его забрали отдельно от всех и повели по двору назад, предоставив еще раз взглянуть на необычное обустройство новой части тюрьмы. Он увидел, в какую камеру посадили Эмлина и что по соседству с ним заперли поклонницу Кракена.

Неожиданно странное узилище обрело смысл. Отсеки располагались по компасу. Святых рассаживали по клеткам в зависимости от направления, если смотреть от Гвердона. Северу не соответствовало никаких узников, так как богиня Грены мертва, а у Хайта святых нет. На северо-востоке сидело лишь несколько, так как Хайт жестко подавляет богов в Варинте. Всего ничего и на востоке – пока что немного народу перебралось в Гвердон из Лирикса, значит, из тех краев маловато святых. Однако южная часть дуги переполнена. Блаженные из Ишмиры, из Севераста, из Маттаура. Все осиянны одним и тем же братоубийственным, кровожадным пантеоном.

Когда боги близятся, растет мощь их святых.

Это не просто тюрьма, это флюгер.

Прибор для определения передвижений в занебесье.

Старая часть тюрьмы, вокруг срединного двора, была когда-то фортом – туда-то шпиона и привели. Толстые каменные стены. Узкие окна-бойницы. Щит над дверью отодран – интересно, какой божий знак или вельможный герб некогда там висел? Внутри прохладно и как-то заброшенно. Они прошли мимо кладовых с припасами, ящиков с запчастями для машин, резиновых шлангов, скрученных, будто кишки, баллонов с неизвестным газом для выхолащивания души. Здесь использовались только комнаты на внутренней стороне галереи: те, что напротив, выходят на море и совсем сырые. Зелено-черные наросты плесени расползались по рамам выломанных дверей.

Охранники свели его вниз, в более старомодный застенок. Ни тебе просматриваемых камер, ни зеркальных башен. Темница для обычных узников, с рядами решеток. В нишах, где раньше горели факелы, нынче установили эфирные лампы, но, по сути, эти камеры не обновлялись века. Шипел усыпляющий газ в трубе, протянутой по потолку коридора, вне досягаемости заключенных за решеткой. Медные раструбы выдыхали струйки газа в каждую камеру.

– Вам придется побыть здесь, пока мы запросим ваше дело с материка, – сказал один из стражников в масках. С ноткой извинения. – В других местах острова небезопасно. Я принесу одеяла и чего-нибудь поесть. – Он кивнул на другие занятые камеры. Еще два арестанта – один бодрствует, другой без сознания. – С этими не разговаривать. На вопросы не отвечать.

Шпиона закрыли в камере. Здесь тесно и холодно, но не так скверно, как в некоторых, где он побывал.

Когда тюремщики ушли, он принялся за осмотр своих новых владений. Небольшие нары. Горшок для нужды. Малюсенькое окошко, высоко и на внутренней стене. Если встать на горшок и потянуться, то лишь вершка не хватит, чтобы выглянуть во двор. Прутья решетки старые, но прочные; некоторые либо недавно заменили, либо заново залили раствором, поэтому сомнительно, что таким путем возможно сбежать. Равно как и солидный с виду замок трудновато открыть без ключа. Он прижал голову к решетке и попытался рассмотреть другие камеры вдоль коридора. Одна в конце не пустует. Там заперта молодая женщина, лежит без сознания на койке. Лицо у нее забинтовано и густо намазано целебной мазью.

Другого заключенного с этого угла шпиону толком не видно. Только пара рук с тонкими пальцами лежит на решетке. Грязных и очень бледных – этот товарищ по несчастью давно уже не видел солнца.

– Эй, ты там? – подал голос шпион. – Ты кто?

Другой заключенный отозвался протяжно и мягко:

– Я знал, что прежде, чем настанет конец, она вернется ко мне.

– Кто? Она? Ты ее знаешь?

– Это Карильон. – Кулаки арестанта вдруг с остервенением сжались, словно он сворачивал чью-то шею, потом обмякли. Он тоже вдавился в решетку, и шпион немного разглядел черты его лица. Моложавый мужчина, худой как жердь, спутанные волосы падают на резкое лицо, кустистая борода.

– Зови меня Алик. А тебя как звать?

– Не знаешь, сколько сейчас времени? Скоро зазвонят колокола? – спросил в ответ заключенный.

Шпион обладал таким талантом – всегда умел отслеживать время. Сейчас около шести. Вот-вот на берегу начнут бить церковные звонницы.

– Шесть часов, вроде того.

Узник отступил назад. Шпион слышал его частые вдохи, все быстрей и быстрей, будто бык собирается…

Что было мочи узник кинулся на решетку, швырнул на прутья все свое тело. Застонал – удар вышиб воздух из легких. Бледная кожа содралась о прутья и набухла кровью. Арестант тяжело осел на пол, с минуту полежал, потом поднялся и опять лениво привалился к решетке, будто ничего не случилось, будто он вовсе не пытался только что проломить камеру одной лишь отчаянной, грубой силой.

Тонкая улыбка, приветливый взмах.

– Я – Мирен.

Даже в такой ранний час от солнечного зноя трескались камни. Раски матерился на ходу, пока спешил по предместью виллы, проклиная вес кожаной брони и защитного снаряжения, которое вынужден был надеть. Когда напялит дыхательную маску и шлем, станет еще хуже, поэтому, пока мог, он держал их в руках. Без маски чувствовался запах двоюродного Прадедушки, который нежился на солнце у статуи прапра– и еще несколько прабабушки Раски. Прадедушка лениво вытягивал шею и так широко раскидывал крылья, что вся вилла погружалась в его блаженную тень.

– И зачем зря тратить такой хороший денек? – проговорил Прадедушка. Отсюда голос дракона передавался Раски дрожью по ногам и по позвоночнику.

– В наказание за ваши, Прадедушка, грехи, – сказал Раски. Не совсем почтительно, но им вместе предстоит лететь в бой. Сегодня простительна фамильярность.

Прадедушка хихикнул.

– Так вот оно в чем дело? Давно пора меня наказать. – Он кашлянул, обуглив и без того черные камни. – Хороший денек положить этому миру конец.

Раск вскарабкался в боевой паланкин, пристегнулся ремнями. В паланкине теснее обычного. Как правило, свободное место оставляли для вызволенных из купеческого плена сокровищ, а сегодня все забито алхиморужием. Он проверил, чтобы завязки мешков с кислотным семенем не спутались, а потом закрепил мешки так, чтобы удобно было доставать в спешке.

– Готовы?

Дракон опять подхихикнул и сразу врезал в галоп, устремляясь к обрыву утеса. Слуги, мельтеша, разбегались с пути, забивались под крышу виллы. Перед Раски промелькнули лица двух двоюродных братьев, ревниво глазевших с балкона. Сыновей Артоло. Прадедушка взял в этот вылет не их, а Раски, и пусть катятся к черту! Их недавно лишившегося пальцев отца сослали с глаз долой, считать деньги в глубине особняка. Раски показал им кукиш, когда Прадедушка расправил крылья, и они нырнули вниз, а потом воспарили на горячем воздухе, поднимавшемся от раскаленного пляжа.