Гарет Ханрахан - Святой из тени [litres]

«Великая Отповедь» развернулась носом на юг, стальной таран взрезал маслянистые воды бухты.

Эладора поспешила в крепость и показала письмо – запечатанное печатью Келкина – офицеру на дежурстве в вестибюле. Предписание реквизировать катер для поездки на остров Чуткий. Дежурный что-то пробормотал, поймал другого офицера, запаковывавшегося в тяжелый плащ, противогаз и охранный оберег на ремнях. Эладора затаила дыхание, волнуясь, не раскрыт ли ее подлог, вдруг ее выдала какая-нибудь забытая закорючка военного протокола. Потом офицер поклонился, бородатое лицо прорезала улыбка.

– Командор Альдрас, – представился он, маша рукой в толстой перчатке. – Примерно через двадцать минут будете готовы? Едете только вы сами? С нами тяжелый груз.

– Туда только я, – сказала Эладора, – но назад заберем и других.

– Я бы не рассчитывал возвратиться сегодня. Собирается большое ненастье.

На небе едва ли висело хоть облачко, воздух тих и недвижен, но приставать к Альдрасу с вопросами нет времени. Она лишь спросила, где стоит лодка.

– Четвертый причал, – ответил он, – знаете, как туда спуститься?

До причала камнем добросить от лаборатории Рамигос во чреве Мыса Королевы. А там она была дюжину раз. «Еще раз заскочу, – пришла мысль, – сказать до свидания».

Дальше по коридору, перед кабинетом Рамигос, располагалась пустая приемная. В первой комнате конторские столы покинуты и голы, коробки с бумагами ожидали вывоза в архив. Эладора неуверенно прошла к внутренней двери. Этот коридор постоянно напоминал ей спуск в драконью глотку. Шероховатые камни арочного потолка, горячие, мерзко пахнущие выхлопы подземных моторов. В самой глубине прятался кабинет, где чародейка заваривала ей чай с мятой, учила колдовать и травила исторические байки. Маленькая школа в глубине Гвердонской крепости.

Но Эладора не забывала и о том, что Рамигос опаснее любого дракона. Люди, как учила сама чародейка, хуже приспособлены для колдовства. Произнести заклинание – означало завладеть незримым эфиром и исказить его согласно воле заклинателя, напрямую повелевать сырой первоматерией, из которой, помимо прочего, состоят и боги, и души. Таким образом, волшебство – есть проявление гордыни. Это вторжение в божью вотчину. Существуют предосторожности, которые следует применять – использовать тавматургическую приманку, которая примет на себя основную отдачу, скрупулезно продумывать заклинание, чтобы избыточные энергии гасили друг друга, или наводить чары вдоль каналов уже сотворенных чудес, как колоть полено по волокну – подстраиваться под прежние божьи деяния.

Рамигос предостерегала ее против последней техники. Говорила, что слабость Хранимых гвердонских Богов означает слабость их чудес, поэтому эфирное поле над городом рыхло и в основном хаотично-бесформенно, то есть тут нет местных течений энергии, чтобы на них ориентироваться, нет канала, которому следовать. Сейчас в голову закралась мысль: а что, если Рамигос так оберегала ее от сближения с Хранимыми Богами?

Сколь многое известно Рамигос? Была ли добрая женщина ее подругой или же надзирательницей? Неужели Эладору в очередной раз наказали за доверчивость кому-то, кто старше, опытней и мудрей?

Она постояла у двери.

Рамигос не велела ей открывать без разрешения – чародейка охраняла свое пристанище могучими заклятиями. Одним из первых колдовских наговоров, которым Рамигос обучила Эладору, стало наложение печати на дверь. Печати Эладоры могли ненадолго ошеломить взломщика, а защита Рамигос, она была уверена, наверняка способна убить. Предостаточно было и других заклинаний, далеко за пределом способностей ученицы. Например, она занималась в кабинете долгими часами, при этом оказывалось, что снаружи проходила всего лишь пара минут.

Она постучала.

– Доктор Рамигос?

Ответа нет.

– Доктор? – позвала она снова. И опять тишина.

Рамигос уже здесь нет? Келкин говорил, что она неожиданно ушла с поста оккультного советника промлибов. Мыс Королевы она тоже покинула? Чародейка упоминала о возвращении в Кхебеш после окончания трудов в Гвердоне, но такое внезапное отбытие кажется странным поступком. Странным и жестоким.

Повинуясь порыву, Эладора повернула ручку. Дверь отворилась, открывая пустую комнату гораздо меньших размеров, чем она помнила. На столе пишущая машинка и перевернутый стул. Все остальное пропало – книги и диковинки Рамигос, ее тавматургические приманки. Образки богов на шнуре, гласившие, что все верования суть одно и в то же время ничто, водовороты в вечном течении эфира.

Будто никогда ее здесь и не было.

Эладора вздохнула. Глаза защипало от слез, но она их решительно вытерла. Не до рыданий. Времени нет. Надо спускаться к причалу, искать лодку до Чуткого.

Сознавая, что лодка долго не будет ждать, она поспешила обратно в лабиринт переходов под Мысом Королевы. Рамигос уходит в архив, в закут разума, где уже содержались Онгент и Мирен – очередным глупым разочарованием. Не занести ли в тот же раздел и Келкина? Она выполнила их уговор: добыла ему Новый город, если опросы не врут. Убедила его не вступать ни в какой отживший союз с Хранителями. Но, несмотря на все это, они друг друга не понимали. Кого он видит, глядя на нее – мать? Деда? Он отмахнулся, когда она заклинала, что Теревант Эревешич невиновен. Позволить церкви отдать его Хайту равносильно убийству.

В этих туннелях совсем нет воздуха и горячее, чем на Фестивальном поле. Эфирные фонари мигали вследствие утечки волшебства где-то в другой части крепости.

«Я не туда повернула», – дошло до нее. Здесь уже должны были начинаться ступени к причалам. Сюда уже доносился бы запах моря: гнилые водоросли, машинное масло и вонь городских отходов, она же чуяла только стерильный привкус химического очистителя. Это отделение базы опустело, спросить направление не у кого. Сердце подпрыгнуло – если лодка уйдет без нее, то Кари и Алик застрянут на Чутком. Их некому спасти, а она заблудилась в подвале Мыса Королевы.

Обратно. Надо найти правильный поворот. На мгновение, заходя за угол, она уловила удалявшийся от нее какой-то косматый силуэт. Оборванец в лохмотьях, с фонарем – а потом он пропал. Испарения сделали свое дело. Мерещится всякое… Здесь, внизу, химический запах резче, им веяло от той двери спереди по коридору, и оттуда же по-кхебешски матерился знакомый голос.

– Доктор Рамигос? – Она толкнула дверь. Это морг. У стены штабель пустых гробов плотной закупорки – в такие кладут жертв алхимических катастроф. На каталке лежит труп под серой, поеденной молью простынью. Подле него Рамигос как уборщица на четвереньках отскребает пол тряпкой с химсредством.