Гарет Ханрахан - Святой из тени [litres]

– Мы скоро с тобой распрощаемся, – сказала она. – Как только дойдем до Вдовьих ворот, я отправлюсь на запад, а ты – на север. – На север, то есть к лагерю хайитянцев. На запад, то есть… на запад, подальше от ишмирского флота вторжения, пересекавшего покоренное море. Подальше от гневных богов.

Где-то на Замковом холме жалобно выла сирена, оповещая о комендантском часе.

Поезда не ходили. Извозчика не поймать во всем городе. Улицы пустынны в предчувствии шторма.

Самый простой маршрут до Вдовьих ворот, это идти себе через Мойку, пока не пересечешь улицу Сострадания, а потом двинуться на север по бульвару под виадуком. Но улица Сострадания, как и площадь Мужества, в ожидании атаки превратилась в оборонные форпосты, и ни Рамигос, ни Йорасу нечего будет ответить, если их остановят. Поэтому они заложили крюк к подножию Замкового холма. Каменистый склон за века стал особым, вертикально расположенным городом – районом крутых лестниц и узких площадок под сенью здания парламента. Здесь легко пробраться незамеченными.

Рамигос – кажется, единственное живое создание во всей Мойке – одышливо бормотала Йорасу указания, что ему говорить, когда доберется до лагеря. Он уже уяснил, что существует замысловатая сеть тайных интриг и договоренностей, но разобраться в ней превыше его способностей. Он просто молча слушал, помогая немолодой женщине взбираться по ступеням, что поднимались от Мойки на скалистые высоты Замкового холма.

– Когда доберешься туда, не расслабляйся. Не позволяй никому брать меч, пока не найдешь наследника и не отдашь ему лично в руки. Рака своего узнает. Следи за… – Рамигос цокнула языком, потом покачала головой, решив не облекать в слова последнюю мысль. – Я никому из ваших не желала зла. Никак не предполагала, что из-за меня может пролиться кровь, чур меня. – Она сложила ладонь в любопытный знак, и Йорас счел, что сюда примешан какой-то чародейский зарок. Ее беспокойство о кровопролитии выходило за грань обычного чувства вины.

Он сомневался, что те, с кем она вступала в сговор, испытывают то же самое. У мертвых нет чувств, какими наделены живые. В Хайте жизнь коротка и в результате недомыслия и страстей часто впадает в дикие крайности. Империя же зиждется на хладнокровном подчинении обычаям и стальном хребте дисциплины.

Пройдя великое множество ступеней, но пока только на полпути к вершине Замкового холма, Рамигос попросила остановиться. Она вынула из-под пальто свои божественные бусы и вгляделась в их знаки.

– Ну вот. – Она выпрямилась, повернувшись к югу.

Над городом зазвенела пушечная пальба. Выстрелы уносились в сторону моря. Вспышки загорались прямо над ними на Замковом холме. Затем со стороны порта ответил огнем Мыс Королевы. Могучей канонадой, от которой затряслась земля, – и земля продолжала дрожать, даже когда пушки Гвердона смолкли.

Загудел нарастающий, раскатистый шум, обширней, чем само небо. Такой протяженный, что нельзя было отличить источник грохота от его эха. Весь горизонт зашелся ревом.

Йорас видел в темноте. Живые так не могли. Они ни о чем не имели понятия, кроме ужасного шума.

А он смотрел, как из городской гавани утекала вода. Отодвигалась белая линия прибоя. Мачты пришвартованных кораблей валились, как срубленные деревья, скрываясь из вида за товарными складами. С убываньем воды вязли в иле громадные сухогрузы. Море отступало от берега по всей ширине бухты.

Темная стена, зловещая, необъятная, вставала, росла над заливом. Приливная волна, выше всех башен.

Давным-давно Ишмира покорила моря.

И теперь море вступало в войну на стороне Праведного Царства.

Когда этот невиданный горб перекатился через остров Сорокопутов, то не разбился, не рухнул. Вместо этого волна поделилась надвое, потом опять, дробясь снова и снова. Уже не одна стена воды, а дюжина валов, дюжина непомерных водяных рук по образу Кракена. И на гребне у каждой восседал, мчался громадный, чудовищный боевой корабль. Уродливые посудины с молельнями на борту, с торчащими со всех сторон божественными реликвиями – эти суда никогда не пересекали смертные воды. Порождения кракенов из бескрайнего океана по ту сторону от Ишмиры.

Первое щупальце обрушилось на гавань, как лезвие прорезало порт, заливая пирсы каскадом водных потоков. Еще два, три или больше изогнулись вокруг Мыса Королевы. Потом эти щупальца опали, растеклись, ссадив с себя боевые корабли. Одно безобразное судно грохнулось с самого верха крепости на площадку внутреннего двора.

Наступающий океан выпрастывал новые щупальца-волны. Они вскидывались над доками, над Мойкой, изгибались дугой прямо над черепом Йораса. Снизу он разглядел киль одного ишмирского корабля, несшегося на волне, расслышал вопли святых и отродий на борту. Щупальце вытянулось вровень с плоской вершиной Замкового холма, и боевой корабль пропахал землю, зависая над краем обрыва.

Сверху грянула мутная жижа. Йорас втолкнул Рамигос в ближайшую нишу под лестницей. Бритвенно-острые струи воды изорвали его мундир и глубоко пробороздили кости, но он вынесет их удар несравнимо легче любого смертного существа. Лестница превратилась в водопад. Рамигос что-то кричала – видимо, скандировала заклинание, но даже в считаных дюймах от ее лица черепу Йораса ничего не было слышно. Мир раскололи шесть новых столкновений стихии, шесть новых волн обрушилось на сушу. И где бы ни приземлялась волна, после нее оставался корабль с командой из тронутых богом чудовищ и фанатичных жрецов.

– Уходим вниз, – кричала Рамигос. – В туннели! В туннели!

С невероятной скоростью налетел визгливый шторм, тучи вскипали среди ночной мглы. Это пронзали поднебесье боевые святые.

Слабенькие гвердонские боги могли в лучшем случае один раз громыхнуть с небес. Боги Ишмиры осияны Верховным Умуром, а тот повелевал снопами и вязанками молний. Ночное небо разверзлось сотней обманных рассветов – боги разили укрепления и пушечные позиции по всему городу. Одна молния ударила в лестницу, и сотрясение швырнуло его через край.

Он плюхнулся в разлив потока, и течение подхватило его. Улицы Мойки обратились в быстротечные реки, наперебой спешащие к морю. Вода несла не один его труп. Повсюду покойники, пляшут вокруг и под боком, пока его затягивает исполинский водоворот, который раньше был Гвердоном.

Карильон положила руку на камень – скорее ради опоры, а не волшебной связи со Шпатом. Голос сестры дрожал, пока она передавала открывшиеся видения.

– Дюжина ишмирских кораблей. Прилив… приливные волны, как щупальца, несут их в глубь суши, далеко от морского берега. Высаживают их на Мойку, на Замковый холм. Там святые и… мать твою! Дозору хана. Мыс Королевы обложили, в порту у причалов их тоже полно. Укрепленный лагерь на площади Мужества смыло совсем. Кажется, сейчас бьются у церквей Хранителей и на Долу Блестки.