Гарет Ханрахан - Святой из тени [litres]

Эладора не одна искала прибежище в церкви. Величественная, просторная площадь перед Соборами Победы переполнена людьми. Большинство явилось сюда хоть одним глазком глянуть на нового короля; другие бежали от резни, учиненной внизу. Теперь все они здесь в ловушке. Выставленный тонкой линией строй церковной стражи оборонял вход во двор, пики нацелены во тьму, против любого чудовища, что заберется на гору по их душу.

«Где же их святые?» – задумалась Эладора. Где мать? Если город так хлопотал о возрождении святых от Хранителей, то сейчас самое время пускать их в ход! Здесь есть своя защита от чудес, так же, как в Новом городе. Соборы Победы возведены руками людей, а не вызваны потусторонним божественным вмешательством, но они освящены и благодатны. Удары молний и проклятия, что мечут по Мойке, Мысу Королевы или парламенту вторгшиеся боги, даже не коснулись Священного холма.

«Пока что», – подумала она.

Она старалась протиснуться в толпе, обходила детей, льнущих к заплаканным матерям. Старух, что шамкают молитвы Милосердной Матери. Молодых мужчин, что бродят по площади и, споря о том, что надо делать, не делают ничего. Двери всех трех соборов закрыты и заколочены; то же самое с дверьми дворца патроса. Там отдельная стража, пики готовы отгонять толпу. Крики людей эхом отскакивали от закрытых ставень.

Эладора подошла к одному из стражников, но тот ткнул копьем в ее сторону и неразборчиво прикрикнул. Ей пришлось отступить. Толпа набухала, шумела, кидала камни – но бросаться на пики желающих не находилось.

«Пока что», – подумала она.

Она потолкалась среди народа то туда, то сюда. Кто-то хватался за ее штормовку; кто-то другой завопил на нее, тыча на багровые знамения в небе. Она споткнулась о ногу маленькой девочки, которая дрожала, сидя на мокрой от дождя брусчатке. Эладора оставила куртку ребенку и выбралась на край площади, где толпа редела. Здесь хозяйственные постройки, жилища прислуги. Здесь площадь озирали позолоченные святые при бронзовых мечах и щитах.

В тени их колоннады – Синтер. Священник, ссутулив плечи, вышагивал взад-вперед перед неприметной дверцей. На лысой макушке блестели капельки пота – или дождя. Он увидел ее и заворчал. Кинулся к ней и втащил к себе в тень.

– Ну, говори, что там? Тебя прислал Келкин? У него есть план?

– Я н-не видела Келкина со вчерашнего дня. С тех пор, как…

– У него есть план? Что он сейчас делает? – Синтер сжал ее руку так, словно собирался сдавить горло. И сам говорил полузадушенно, словно пытался не сорваться на крик.

– У Келкина был план. – Эладора пихнула руку Синтера, но тот ее не отпустил. – Ваши боги его испортили.

– Они ополчились на меня, – молвил Синтер. – Я не могу войти. И уйти не могу. – Над площадью прокатился гром, и он юркнул назад в проем. «Он скрывается за колоннами, – смекнула Эладора, – чтобы не попасть под взор тех позолоченных статуй».

Все остальные на площади ищут здесь спасения от богов Ишмиры, но Синтер отные живет в страхе перед гневом своих же богов.

– Мне надо поговорить с патросом. – Когда парламент отрезан, когда Мыс Королевы в осаде, пожалуй, патрос – наивысшая в городе власть. А может, и нет, может – глава гильдии алхимиков или начальник дозора. Король. Боги. Карильон.

«Только бы не я. Только бы не вот так».

– Да, – выпалил Синтер, – точно! Ты – дочь Сильвы, тебя они пропустят. Послушай, послушай. Вот, передашь ему. – Он вытащил скомканную бумажку, вырванный листок из молитвенника. На полях, на обороте накорябал записку. План действий.

– Только в руки самому патросу, поняла? Не отдавай больше никому. – Он зашарил по рясе в поисках ключа. – Я ведь тебе говорил. Говорил же? Что все это выходит из-под контроля. А теперь кранты всему, по-идиотски и вдребезги. Дашь ему записку. Скажешь, что иного пути нет. Скажешь, что действовать надо немедленно.

Он отпер дверку. Внутри, прямо напротив, стояло изваяние Матери в венке из свежих цветов. Синтер нырнул в сторону, чтобы невидящий мраморный взгляд статуи не пал на него. Закрыл за Эладорой дверь.

– Все передай, – крикнул он ей из-за двери.

«Цветы, – бесстрастно отметила она, – росли прямо из камня. Маленькое чудо».

Она развернула записку. Прочла. «Массовое жертвоприношение… толпа на площади… великое подношение, торжество ликующих душ, как начертано Сафидом…» Надежда выкупить себе божью милость ценою душ всех собравшихся на церковном дворе. «Костры Сафида понесут души… снаряды с самовозгорающимся флогистоном… стелющийся газ…»

Чудовищный, изуверский план. Выдающий зверство за решимость, бесчеловечность за отвагу.

Эладора порвала записку.

– Кстати, – сказала она закрытой двери, зная, что он прислушивается. – Сестра жива. Теревант Эревешич скоро получит меч назад. Катись к черту со своими заговорами – у меня есть идея получше.

Раз уж она попала внутрь, то жрецы и служки, которые толклись тут повсюду, не обращали на нее внимания. Все здесь в одной ловушке, никто не желал мужественно выйти навстречу опасности. Дворец стал ковчегом, дрейфующим по бурному морю. Священники шушукались по двое-трое, слуги либо занимали себя бессмысленными поручениями, либо поглядывали на выход. Эладора вспомнила, как Теревант описывал долину Грены после божьей бомбы. Хранимые Боги все еще тут – она отстраненно ощущала их в уголке души, хоть давление зарождающейся святости в ней исчезло – но что-то отсутствовало в самом сердце церкви. Синтер изгнан, и никто другой пока не принял бразды в свои руки.

Она вошла в золотые покои патроса. Их пытались заодно приспособить под тронный зал для нового короля Гвердона, однако возникли разногласия, кому из правителей отдать первенство. Сиденье патроса располагалось на главном месте, прямо перед высоким алтарем, зато королю выделили более широкое и приподнятое кресло у боковой стены палаты. Ни патрос, ни король в данный момент не почитали присутствием зал, но поскольку дворец закрыли, то новоиспеченным придворным просто некуда было больше идти. Когда Эладора вошла, какой-то дряхлый епископ надрывался, чтобы его услышали за шумом толпы и бури снаружи:

– Сила церкви всегда была на полях и пастбищах. В скромных деревеньках. В маленьких сельских церквушках. Ради них – и в них самих – мы должны искать пути к обновлению, – восклицал он.

Мхари Воллер отделилась от кучки придворных за королевским троном и шатко посеменила к Эладоре. Воллер носила пиджак с расшитым королевским гербом. Фестиваль, где Хранимые Боги «обнаружили» короля, состоялся неделю назад – Эладоре стало интересно, вышивала ли Воллер пиджак тайно до Фестиваля или ее семейство хранило его триста лет где-нибудь на чердаке, пока он вновь не стал политически востребован.