Гарет Ханрахан - Святой из тени [litres]

– Дела, смотрю, идут в гору.

– О да. Поскольку алхимики еще отстраиваются, поставки нового оружия упали, зато спрос только возрос. Кажется, Ишмира опять на тропе войны.

– Они движутся сюда? – спросил шпион.

– Ни в коем разе. Похоже, выступили на Лирикс. А может, на Хайт. На обоих разом у ишмирцев не хватит сил, и, надо думать, они волнуются, как бы те промеж себя не стакнулись. – Дредгер потер краги. Звякнули металлические пальцы. – Неопределенность вызывает страх, страх вызывает желание иметь собственные орудия устрашения и неодолимого гнева. Ради святого, скажи, что ты пришел поработать в продажах.

– Вообще-то я и правда немного сменил карьеру. – Шпион передал Дредгеру одну из предвыборных листовок Алика.

Дредгер охнул в изумлении.

– Это ты? Алик? Я слышал, как работяги в цехах о тебе говорят. У тебя неплохой шанс на победу. А почему «Алик»?

Шпион пожал плечами:

– С чистого листа.

– Так, и чего ж тебе надо? Мой голос? Или ты пришел обчищать мои карманы, как и прочая братия грязных политиканов?

– Взносы на кампанию.

– Естественно, естественно. – Дредгер протопал к столу, выдвинул ящик. – Сколько?

Шпион считал на пальцах:

– Пара подводных костюмов с дыхательными масками. Твой катер напрокат. Связку вспышек-призраков. Водоупорные ружья. Тавматургические очки. Ах да, еще сорок тысяч серебром.

Дредгер медленно развернулся. Лицо скрыто собственной дыхательной маской, но шпион догадывался о его выражении.

– Походу… ваша кампания проводится не по обычным правилам. Какой хренью ты занимаешься, Сан?

– Ничего сказать не могу.

– Сан… Алик… как ни назовись. Это что – афера? Ты меня собрался надуть?

– Нет. – Шпион тщательно отбирал ложь. – Как я сказал, я начал с чистого листа, а это значит, что мне нужно развязаться со старыми делами, старыми долгами. Я задолжал пиратам из Лирикса. Мне назначили отработку, для которой требуется специальное оснащение.

– А серебро?

– Частично для них. Частично мне – на выборы.

– Ответь-ка, – спросил Дредгер, – с чего ты взял, что я тебе все это выдам? Попроси у меня пару сотен, Сан, но уж никак не хренов арсенал в придачу к целому состоянию, в придачу к… остальному.

– Оттого, что ты меня покупаешь. Я буду твоим человеком в парламенте. Я буду голосовать, как ты скажешь, договариваться с тем, на кого ты укажешь. Пойду против Келкина, если ты попросишь. Сорок тысяч – сущие гроши в обмен на полную и непоколебимую верность. Вот тебе мое слово, Дредгер.

– Это обойдется дешево, если ты победишь. Но чертовски дорого, если проиграешь. Для нас обоих. Тогда мне придется проделать с тобой неприятные вещи, Сан, ради моей же репутации. – Дредгер закрыл ящик, отошел к полотну с изображением горящего судна. За ним прятался сейф. Контрабандист положил крагу на ползунок, но не повернул его. – Ради чего ты так поступаешь, Сан? На самом-то деле? Если ты в долгах, есть варианты избавиться от них и попроще. А если ты настолько честолюбив, зачем привязываешься ко мне?

Шпион сделал глоток.

– В данный момент кругом зыбь и муть. Келкин бросил кости, и кто бы знал, как они лягут? И, как ты верно заметил, от этого многие напуганы. А напуганные люди творят глупости. Я поступаю так из-за того, чего нагляделся в Северасте, дружище. И добьюсь того, что люди с твоим неодолимым оружием устрашения и гнева будут стрелять из него в правильном направлении.

– Ты обрел принципы и на этом основании вымогаешь взятку? – Дредгер плюхнул на стол тяжелый мешок с монетой, потом закрыл сейф. – За тонкую соломинку хватаешься, друг.

Теревант не знал, что хуже – костедробительные толчки, когда старый экипаж набирал скорость на булыжной дороге, или удушливая парилка в кабине. Карета была выполнена в традиционном хайитянском стиле, как подобает официальному посольскому средству передвижения, а это значит – окна-крохотульки и много меха против зимних холодов – той зимы, что отстала на шесть месяцев и несколько сот миль к северу. Летним гвердонским днем карета становилась колесной духовкой и медленно жарила их живьем. Принц Даэринт сох в кабине, время от времени обмахивал лицо белым, как кость, веером. Ольтик молча тушился, подрумянивался под бородой. Могучие ладони то и дело напряженно сжимались, словно смыкались на рукояти невидимого меча или сдавливали тощую шею.

Теревант пробовал читать. Достал книгу, которую нашел в том заброшенном доме, куда привел Вант – «Духовную и светскую архитектуру Пепельной эпохи». Экслибрис предупреждал о том, что это собственность библиотеки Гвердонского университета, но, очевидно, прошло много времени с тех пор, как книга хранилась на полке. Она истрепана, обляпана грязью и кровью и набита рукописными листками. Эти записки велись несколькими разными почерками и в основном касались туннелей под городом. Прилагались даже карты туннелей, на некоторых из них поверх старых обозначений кто-то обвел контуры Нового города.

– Что у тебя? – рыкнул Ольтик.

Теревант поспешно закрыл книгу.

– Старый путеводитель.

Фестиваль Цветов был грандиозным событием. На день или два в сельскую местность выезжало сразу полгорода. Исходно здесь проходило религиозное празднество Хранителей – большая церемония, где они взывали к Матери Цветов, моля о грядущем урожае, а окрестные фермеры могли нанимать на лето батраков из города. Впрочем, за последний век Фестиваль разросся и видоизменился, превратившись в торговую ярмарку, где гвердонские гильдии выставляли напоказ свои изделия; в увеселительный сад, полный забав и развлечений; в рынок найма боевых отрядов и плац для военных смотров. Сотня мелких фестивальчиков и разных выставок слились здесь воедино.

Фестиваль всегда был связан с природой, с цветами, солнечными полянами и деревенскими пастбищами, но карта в брошюрке показывала временно выстроенный город, размером поболе иных постоянных. Десять тысяч жителей Гвердона и пригородных земель переселялись в эту феерию холста и штукатурки. Они прибывали на поезде и пароме, в каретах или пешком по запруженной народом дороге, распевая гимны – их еле помнили, и пивные песни – эти репетировали частенько.

В этом году мало кто сомневался, что здесь схлестнется политика. Все кандидаты будут тут как тут, произносить пространные речи. Также на месте гости с иных земель: один завешенный павильон принадлежал правительству Хайта, другим владел Лирикс, свои палатки были и у дюжины прочих стран. Глядя на карту, Теревант отметил, что даже более не существующие на свете государства нашли себе место в этой стране чудес – изгнанники Севераста и Маттаура воздвигли шатры, заявляя Ишмире о своем непокорстве.