Розанна Браун - Песнь призраков и руин [litres]

Пустельги нет. Старшины Хамиду нет. Фарид и юноша, которого она знала как Адиля, оказались врагами.

Служанки отвели Карину в новую опочивальню – туда, где прошлой ночью обнимал ее Тунде и обещал, что все будет хорошо . И вот Тунде превратился в кровавое месиво на холодном полу секретной комнаты, а перед ней стоит Амината с платьем на вытянутых руках. Как будто это самый обыкновенный вечер…

– Не надо разговаривать, – сказала служанка таким ледяным тоном, какого принцесса никогда от нее не слышала.

Однако все равно хорошо, что она рядом. Присутствие старой подруги вносило в Каринины мысли хоть какую-то ноту ясности. Определенности. Она не позволит Фариду причинить вред еще и Аминате. Надо спасти ее.

– Тебе надо выбираться отсюда. Бежать, – прошептала принцесса, когда служанка стала облачать ее в темно-синий наряд с золотым шитьем. – Это Фарид убил Пустельгу. И еще он убил Тунде. Бойся его. Он чудовище.

Амината помолчала, затем взяла с туалетного столика диадему и водрузила принцессе на голову.

– Фарид видел, что город гибнет. Он не мог оставаться в стороне и принял меры.

Грудь принцессы сжалась, как будто по ней саданули молотком. Амината тоже переметнулась к ним .

Вот теперь Карина впервые в жизни осталась по-настоящему одна.

Окончив дело, Амината кликнула остальных служанок, чтоб уводили госпожу, и даже не взглянула ей в глаза на прощанье. Девушки проводили Карину до плаца, специально устроенного перед Ксар-Алахари, где участники торжественного заключительного шествия уже ожидали сигнала к выступлению. Завидев принцессу, все согнулись в общем поклоне. Видимо, ни у кого вопросов не вызывало необычно большое число охранников. Те почтительно связали принцессе руки и ноги кожаными шнурками – не металлические кандалы, конечно, но движения они сковывали так же эффективно. Затем стражники усадили ее в открытый на все стороны паланкин, а сами обступили его и замерли, неподвижные, как статуи.

Еще минуту спустя за паланкином верхом на коне появился Фарид – в одеждах такой же «полуночной» синевы, как у самой Карины, и с золотой перевязью на груди. Вдоль бедра его свисал меч, тоже золотой, но отлитый не в зиранской манере, а серповидный, инкрустированный кеннуанскими графемами. На тыльной стороне ладони управляющего маячило что-то угольно-черное. Татуировка! Но она сама собой перемещалась по коже, как живая. Карина видела этот символ лишь однажды.

Такие «клейма» имелись у всех Улраджи Тель-Ра там, внизу, на фресках в некрополе.

Тошнота подступила к горлу принцессы. Значит, Фарид – наследник и потомок древних колдунов, которые помогли фараонам поработить ее предков и всячески мучить народ. А ее родители взяли его к себе, когда ни одна другая семья не захотела этого сделать, вырастили как родного – и, выходит, сами подставили грудь под удар злейшего врага.

– Как ты посмел… – Карина плюнула на землю.

Фарид не отвечал.

Из-за стен замка послышался барабанный бой – сигнал к началу парада. Управляющий хозяйством наклонил голову, охрана водрузила Каринин паланкин на плечи и, гулко печатая шаг, двинулась в путь. Принцесса изо всех сил старалась держаться прямо.

Заключительный парад по случаю окончания Солнцестоя даже затмил великолепием открывавший его. Вначале шла группа танцоров под вуалями, распевавших к тому же «Балладу Баии Алахари» в такой щемящей манере, что зрителям на глаза наворачивались слезы, а специально нанятые служители бросали в толпу монеты и драгоценности из родовой сокровищницы Алахари. Прямо перед Карининым паланкином неуклюже и громко топал чипекве. Всю его гигантскую тушу опутывали затейливо сплетенные из веревок косички, а на широкой спине помещался весь Совет, от одного созерцания членов которого в сердце принцессы закипала ненависть. Сбоку от царских носилок выплясывала на потеху публики, время от времени издавая весьма натуральный рык (даже обмануться можно, если не смотреть), самая огромная кукла-марионетка льва во всем городе.

И никто не находил странным, что Карина не принимает в празднестве непосредственного участия.

– На помощь! На помощь! – кричала она с паланкина, но голос тонул в общем галдеже, а те, кто все же слышал ее, отвечали воплями восторга, и принцесса внезапно с ужасом поняла: люди полагают, что она связана тоже «для смеху». Что это – часть веселого представления.

Выбора не оставалось, как только обрушить всю свою горечь на Фарида.

– Почему ты так поступил? – взывала к нему Карина. – Что я тебе сделала?

Впереди уже замаячил костер на площади Джехиза. Едкий дым и красно-жгучие языки пламени на фоне вечернего неба, казалось, вырывались прямо из ада или, если угодно, из худших ночных кошмаров Карининого детства. Дыхание принцессы стало прерывистым, рваным, а мысли в голове – бессвязными, как ни старалась она привести их хоть в какой-то порядок, превозмогая головные спазмы.

– Пожалуйста, Фарид, умоляю, – все повторяла Карина, – если я в чем-то не права, виновата, я все исправлю, клянусь!

– Иного способа нет, – произнес друг ее детства так тихо, что она усомнилась – не ослышалась ли?

– Иного способа для чего?

Огонь на площади отражался в его черных глазах.

– Иного способа вернуть мне ее.

– Вернуть тебе ее…

Хотя прошло уже немало лет, для Фарида неизменно существовала только одна «она».

У Карины перехватило дыхание.

– Ханане?

– Не смей даже произносить ее имени! – рявкнул Фарид.

У Карины все закипело внутри – даже теперь, после всего, через что он заставил ее пройти, значение имеет только Ханане. Всё всегда, всегда упирается в нее.

Процессия миновала половину площади, до кострища оставалось рукой подать. Дым уже и впрямь разъедал изнутри Каринины легкие.

– Да кто ты такой, чтоб запрещать мне называть по имени сестру! – закашлялась она, лихорадочно выискивая в толпе знакомые лица. Но перед глазами разливалось лишь море из одних посторонних.

– Ты что же, забыла…

Карина не сумела толком уловить эмоцию в его интонации – отвращение? Изумление? Ужас?

– Ты что, забыла, как сама же убила ее?!

Боль молнией расколола ее голову надвое, а саму принцессу согнула пополам. Слезы потоком полились из глаз.

– Ханане погибла при пожаре.

– А кто его устроил? – хладнокровно спросил Фарид. – Ты вызвала грозу. Она обрушилась на дворец, и он загорелся. Ты всегда только так и поступала: крушила, ломала, портила все вокруг, а потом – в кусты, и пусть остальные расхлебывают последствия.

Это ложь. Это невозможно и немыслимо. Та буря с дождем в разгар сухого сезона была необъяснимой случайностью. Трагической природной аномалией. Карина никак не могла вызвать нечто столь разрушительное, а если б могла – уж конечно, не стала бы. Она попробовала воскресить в сознании подробности той роковой ночи, но узел памяти отказывался развязываться. Сколько уж лет девушка силилась разрубить его.