Екатерина Белецкая - Холод

— Скоро появится море. Поскорее бы, — Эри снова выглянула в окошко. — Знаешь, там, где я была, на Берегу, и где ты был, там тоже море. Чудесное море.

— Я там моря не видел, — возразил Кили. — Только горы.

— Потому что мы были в горах, — Эри кивнула. — До моря ты тогда не добрался. Может быть, оно и к лучшему.

— Море мне нравится, — признался Кили. — Ты обратила внимание, что у меня почти в каждой сказке есть море?

— Обратила, конечно. Доброе и теплое.

— Доброе и теплое оно не во всех сказках, — вдруг признался Кили. — Те, что я читал, это ранние. А потом, уже став взрослым… не то чтобы взрослым, подростком… я разозлился на них.

— На кого? — не поняла Эри. Она сидела рядом с Кили, держа Шилда на коленях, и почесывала его за ухом.

— На Инита и Фасти, — признался Кили с тяжелым вздохом. — Ужасно глупо, я и сам это понимаю. Но меня лет в шестнадцать дико бесил тот факт, что я слишком хорошую жизнь для них придумал. Мать, отцы, море… и я решил придумать им другую жизнь. Не такую, как моя, но ближе к ней. Все сказки, которые были позже, уже не такие добрые и трогательные, как первые. Сейчас, конечно, понимаю, что погорячился. Глупо злиться на своих же героев, но разозлился я тогда порядочно. Наверное, стоит продолжить то направление, где они еще дети. Может, и продолжу. Но всё равно, у меня есть два десятка сказок, в которых они перестали быть детьми…

— Вот даже как? — Эри удивилась. — И кто они там?

— В части сказок они подростки, в другой части — уже взрослые, — Кили замялся. — Сейчас я понимаю, что писал про тот возраст, в котором был тогда сам. Наверное, так многие пишущие делают — гораздо больше понимаешь про свой возраст, чем про чужой. Разве может кто-то молодой по-настоящему почувствовать проблемы того, кто уже стар?

— Я думаю, может, — пожала плечами Эри. — Это зависит от таланта, от дара. Пишут же добрые про злых, а злые про добрых?

— Пишут, — Кили невесело усмехнулся. — Но это не у каждого получается, наверное. В старых книгах, которых сейчас почти нет, потому что пожгли… там иногда бывали статьи в самом конце. Большие и скучные. Про авторов в том числе. Читать было особенно нечего, поэтому статьи я тоже читал, и, знаешь, обратил внимание на то, что если автор подлец, то и герои у него лучше всего получаются… подлые. А если автор в душе властный, то лучше всего у него получаются и герои такие же… — он задумался, подыскивая слова. — Цари, императоры, командиры, властители. Способные карать и миловать. Порой жестокие, и пусть автор делает их жестокость справедливой и праведной, она не перестает от этого быть жестокостью. Автор хочет карать и миловать, и чтобы перед ним весь мир стоял на коленях — вот и герои его карают, милуют, и ставят всех подряд на колени.

Эри задумалась, вспоминая прочитанные книги. А ведь отчасти Кили прав. Встречались ей книги, как бы помягче сказать, недобрые. И, да, потом выяснялось, что авторы этих книг были тоже не самые хорошие. Один тиранил жену, другой чуть ли не измывался над детьми, третий пил и буянил, четвертый и вовсе изменял направо и налево… Все это объяснялось тем, что, де, личности это творческие, поэтому им было дозволено. Но если вдуматься…

— Наверное, ты прав, — поколебавшись, ответила она.

— У меня, понимаешь ли, герои не такие, — Кили вздохнул. — Я рохля и мямля бесхарактерная. Всю жизнь прятался по углам, даже когда убивали, и то не возражал. Вот и герои мои… может быть, они и не такие, как я, но всё-таки…

— У тебя хорошие герои, — ободрила Эри.

— Да никакие они не герои на самом деле, — махнул рукой Кили. — Не тянут они на героев. Герои, они героические. А у меня всего лишь дети. Которые даже решения сами до определенного момента не умеют принимать, за них всё родители решают, а они только выводы делают.

— Зато они живые. И добрые, у них хорошие характеры, они любят справедливость, и они… умеют любить и сопереживать, — Эри улыбнулась. — Мне твои герои понравились.

— Спасибо, — Кили полез в сумку. — Знаешь, я хотел тебе показать одну сказку… незаконченную… только я вслух ее читать не буду, хорошо? У меня подчерк не очень, но мне бы хотелось, чтобы ты все-таки её прочла. Прочтешь?

— Давай, — кивнула Эри. — А о чем она?

— Да в том-то и дело, что я и сам не очень понял, о чем она, когда её писал, — признался Кили. — Словно это и не я писал вовсе. Я хотел тогда, чтобы они остались одни. Но у меня ощущение, что она как-то связана с тем, что было вчера. Бред, да?

— Ну почему бред. Может, и правда связана?

— Черт её знает, — поморщился Кили. — На, глянь. Я ее потом перечитывал, и всё никак понять не мог — откуда это вообще взялось? Вот здесь, ага… вот, это она… Подчерк разобрать сумеешь?

— Кажется, да, — Эри положила тетрадь себе на колени. — Если будет непонятно, я спрошу.

Сказка о двух бабочках, или день, когда Инит и Фасти выросли

Семнадцатая сказка про Инита и Фасти

С самого утра Инит ходил задумчивый, он поглядывал то на горы, то на море, то на папу, который что-то читал, сидя на террасе, то на персиковое дерево, то на дровяной сарай, то на маму, готовившую обед, то на дорогу, идущую рядом с их домом. Чаще всего он глядел на дорогу, именно это и показалось странным Фасти.

— Ты чего-то ждешь? — спросил младший брат старшего.

— Вроде того, — подтвердил Инит.

— Отца?

— Он только завтра придет, — снисходительно сообщил Инит брату. — Ты разве не слышал?

— Про что? — Фасти навострил уши.

— Про комету.

— Про какую комету? — не поверил Фасти.

— Про настоящую комету. Которая летит к нам.

— Да ты что… — восхитился Фасти. — И что будет, когда она прилетит?

— Отец придет и скажет.

…Отец пришел на следующее утро, уставший и не выспавшийся. Мама приготовила ему завтрак, он наскоро поел, и лег спать — увы, оба сына в это время были в школе, и новости про комету они узнали только вечером. И, узнав, пошли во двор, чтобы обсудить то, что узнали, друг с другом.

— Значит, она прилетит, и всё-всё взорвется? — с ужасом спросил Фасти у брата.

— Ты же слышал папу, — мрачно ответил Инит. — Может, и не взорвется. Может, вообще мимо пролетит. Они считают, что возможна эта… как её… ошибка в расчетах траектории.

Инит был уже в четвертом классе, поэтому ему проще давались всякие умные слова, а вот третьеклассник Фасти с умными словами был пока что не в ладах. То есть он их понимал, но иногда, например, неправильно ставил ударения или переставлял местами буквы, чем очень смешил порой обоих отцов и маму.

— Таерктории? — переспросил Фасти.