Дмитрий Воронин - Возрождение

Клыкастый юноша – хотя, откровенно говоря, по причине молодости клыки у него были не очень заметны, так, лишь чутка приподнимали верхнюю губу – привёл нас в небольшой зал с традиционно низким потолком и без окон. Окна в этой крепости вообще непопулярны, максимум – узкие, в три пальца шириной, бойницы. Да они тут и без окон хорошо обходятся, не менее двух десятков матовых шаров наполняли зал ярким, хотя и несколько мертвенным светом.

За столом, уставленным блюдами, тарелками и кувшинами, расположились трое. Руфус сосредоточенно двигал челюстями, перед ним на блюде – здоровенный окорок, принадлежавший то ли свинье, то ли особо крупногабаритному барану. Его молодой спутник уже наелся (или фигуру бережёт, не знаю), поэтому просто сидит и медленно цедит какой-то напиток из деревянной кружки. Третьего участника застолья я тоже видел мельком, там, на башне. Поручиться не могу, но, мне кажется, именно он объяснял дяде Фёдору причины смерти Галины. На всякий случай, задержавшись в дверях зала, я отвесил собравшимся неглубокий поклон.

- Приятного аппетита.

Арраук вскинул бровь и уставился на дядю Фёдора.

- В нашем мире это вежливое приветствие, обращённое к тем, кто сидит за пиршественным столом, - пояснил тот. – Заодно и пожелание испытать наслаждение от пищи.

- А, понял, - клыкастый окинул меня чуточку насмешливым взглядом. – Пррошу к столу, дррузья. Дела подождут.

- Штурма сегодня не будет? – деловито поинтересовался дядька.

- Может и будет, - фыркнул арраук. – А нам-то что до того? Или ты думаешь, дрруг, что звон мечей испорртит тебе удовольствие от тррапезы?

Дядька усмехнулся, уселся и придвинул к себе деревянную доску, заваленную ломтями слегка дымящегося жареного мяса.

- Миша, угощайся, - он подхватил со стола небольшой, грамм на триста, кубок и плеснул в него вина. – Не стесняйся, здесь церемониймейстеров не водится. Как и вилок, кстати.

Спорить я не стал. И в самом деле, когда я ел-то последний раз? Утром, как проснулся. Потом была дорога, затем встреча с Галей, порталы, крепость, стычка, в которой я позорно так и не сумел принять участие, блуждание по коридорам. Да и запах такой, что не устоять.

Мясо и в самом деле таяло на языке. И вкус необычный…

- Это свинина? – спросил я, уже нутром чувствуя, что подобные вопросы задавать в чужом для меня мире, вообще говоря, не стоит.

- Откуда здесь свиньи, - нарочито равнодушным тоном заметил дядька. – Это такой… гм… мясной червяк. Толщиной с холодильник, длиной метра четыре. Сплошной белок, к тому же, как считают наши гостеприимные хозяева, весьма положительно влияет на потенцию.

Ник, услышав это, явственно позеленел. А я лишь хмыкнул. Французы, вон, лягушек трескают за милую душу, китайцы – так те, по слухам, жареной саранчой не побрезгуют. Подумаешь, червяк…

- Вкусно, - сообщил я родичу не без рисовки. – А перец тут найдётся? Или хрен.

Молодой волшебник позеленел ещё больше.

- Руф, - дядя Фёдор внимательно посмотрел на господина Гордона, словно следователь на задержанного, - прости за прямоту, но я бы хотел услышать историю о том, как вы здесь оказались. Насколько я понимаю, экзорцисту из Сольфелла совершенно нечего делать в горах Элланы. Как и в лесах.

- Мне почему-то кажется, дрруг, что будет прравильней оставить вас наедине, - заметил арраук.

Дядька покачал головой.

- Не стоит, Урмас. Твои мудрые советы могут оказаться весьма полезны.

- Как пожелаешь.

Взгляд дяди Фёдора снова упёрся в экзорциста.

- Тебе нужная краткая версия, Теодор, или полная? - Гордон добродушно улыбнулся.

- Можно кратко, но обязательно правдиво.

- С этим проблем не будет, - кивнул Руфус. – Если кратко, то… Галя или, точнее, Гэль поведала нам об уничтожении расы суаши, о том, что сделал маг Войтен и о той роли, что отведена вам, суашини, в великом деле возрождения исчезнувшей расы. Рассказала и о тех, кто желает вам помешать.

- Гэль рассказала столь многое? – похоже, экзорцист сумел здорово удивить моего родственника. Дядька буквально буравил собеседника взглядом, в котором теплоты и дружеских чувств не наблюдалось абсолютно.

- Думаю, далеко не всё, - пожал тот плечами. – Но достаточно много. Как я понимаю, девушка, которую вы сопровождаете, и есть возрождённая суаши?

Наверное, я выглядел круглым идиотом. Сижу, хлопаю глазами и не забочусь о том, чтобы придерживать отвалившуюся челюсть. Признаться, пока я мало что понял, но… дядька – не человек? Или не вполне человек? Или "суашини" – это что-то вроде тайного ордена? Блин, что происходит? Стоп, он же мой родственник, брат отца… то есть мы, как у Киплинга, "одной крови". Хотя, выходит, о дяде Фёдоре я знаю до обидного мало. А то, что знаю – возможно, ложь. Ну хорошо, пусть не ложь, а легенда. Можно подумать, терминология что-то меняет.

- Понятно, - дядька задумался, затем сокрушённо покачал головой. – Что ж, тогда не вижу смысла держать Лену в неведении. Друг Урмас, соблаговоли послать кого-нибудь, пусть девушку приведут сюда.

Пока тот самый молодой абориген, что любезно указал нам дорогу к пиршественному залу, бегал за Леночкой, никаких серьёзных разговоров не велось. Я продолжал уплетать розовые ломти мяса, мысленно запретив себе думать о том, из кого их нарезали – дядька мог и прикольнуться, а мог ведь и правду сказать. Руфус не отставал, явно придерживаясь точки зрения, что есть надо, пока дают, потому что потом могут и не дать. Наш уважаемый хозяин вышел из зала, дабы, по его словам, отдать кое-какие распоряжения. Ник, справившись с тошнотой, медленно цедил вино, стараясь, на всякий случай, не цеплять взглядом разложенное на столе угощение.

Дядя Фёдор сидел молча, явно погруженный в очень важные и очень сложные думы. Раньше я бы предположил, что он тщательно взвешивает имеющуюся в распоряжении информацию, чтобы решить – что выложить сейчас, а о чём временно умолчать. Но это раньше. Сейчас меня не оставляла мысль о том, что дядька – если он вообще мне дядька – прикидывает, как поубедительнее соврать.

Я, вообще говоря, не являюсь идейным противником лжи. Начать с того, что ложь и смертным грехом не является… я так понимаю. Грех, но не смертный. Да и в знаменитых десяти заповедях ложь упоминается только в контексте "Не произноси ложного свидетельства на ближнего твоего", то есть, та ложь, что имеет целью опорочить репутацию человека необоснованными подозрениями, злословием или сплетнями. Правда, толкователи отмечают, что и умышленное замалчивание правды является нарушением заповеди, если может повредить другим людям. Попадает ли под это дело преувеличение, фантазия – не знаю. Или, скажем, пресловутая "ложь во спасение"? Если лгать ради низменных целей – это, вроде бы, действительно плохо, то ради благих, быть может, и нормально. Да и вообще, в жизни каждого человека найдётся место мыслям, событиям или явлениям, о которых ему очень не хочется кому-то рассказывать, а на прямой вопрос так и тянет подсунуть не голую правду, а чистую выдумку или аккуратную подтасовку. Правда, при этом, служители церкви всё-таки настаивают на том, что лгать грешно в любой ситуации… что не мешает им самим, при острой необходимости, пользоваться сим инструментом.